Глава1
КОРАБЛЬ МОРЕЙ СУДЬБЫ
Он стоял словно в огромной пещере, стены и крыша которой были унылых и безрадостных цветов. Стены-облака собрались над горами и океаном. Казалось, они тверды, как скалы, но иногда сквозь них прорывался редкий луч, разрезавший и высвечивавший черное: бурлящее море, на берегу которого и стоял Император Мелнибонэ.
Вдали гремел гром и сверкали молнии. Накрапывал дождь. Но облака стояли неподвижно. Цветом напоминавшие тусклый агат, они медленно клубились, словно накидки женщин и мужчин, забывшихся в экстазе и танцующих менуэт. На тусклом берегу стоял человек, напоминающий гигантов, двигавшихся под музыку отдаленного шторма. Он чувствовал то, что может чувствовать лишь тот, кто случайно забрел в зал, где боги играют в свои игры. Отведя взгляд от облаков, он повернулся к морю.
Море выглядело уставшим. Огромные волны, тяжелые волны, сталкивались и падали с облегчением, и словно теряли дыхание, когда ударялись о крутые скалы.
Человек глубже натянул капюшон на свою голову. Он оглядывался, высматривая что-то через плечо, потом подошел ближе к морю и. дал прибою намочить носки его высоких, до колена, черных сапог. Он попытался что-то разглядеть в пещере между облаками, но ничего не увидел там. Ему неизвестно было, что лежит по ту сторону океана, и как далеко простирается водная гладь. Он наклонил голову, осторожно прислушиваясь, но не услышал ничего, кроме шума бури в море и в небе. Тогда он вздохнул. На мгновение лунный свет коснулся его белого, как мел, лица с двумя темно-красными глазами, полными муки. Потом снова стало темно. Человек обернулся, испугавшись света, открывшего его лицо неведомому врагу. Стараясь не шуметь, альбинос отошел под прикрытие скал.
Эльрик устал. В Пикарайде, в городе Райфеле он по наивности хотел, чтобы его приняли в армию правителя. По его же ошибке, в нем заподозрили шпиона Мелнибонэ и посадили в темницу, и лишь недавно он освободился, дав взятку и прибегнув к небольшому волшебному трюку.
Погоня была где-то поблизости. Наняли искусных ловчих псов, и сам правитель возглавил погоню за пределами Пикарайда, на необитаемых сланцевых равнинах, которые, во всем мире назывались Мертвыми Холмами, так как никто не жил там и ничто не росло в тех местах.
За равнинами возвышались невысокие горы, чьи склоны состояли из серого крошащегося сланца, который трещал так, что слышно было на много миль вокруг. В конце пустынной долины, где даже трава не росла, в русле высохшей реки, Эльрик обнаружил пещеры-туннели, заросшие сталактитами; этими путями пробрался альбинос сквозь горы и очутился на равнине, где возвышались каменные пирамиды, сложенные забытым народом. Спасаясь от преследователей, Эльрик отправился дальше, скоро ему стало казаться, что он оставил свой родной мир, пересек сверхъестественный барьер и очутился в одном из тех мрачных мест, о которых читал, изучая легенды своего народа. Казалось, здесь сражались Хаос и Закон, сражались, пока не уничтожили друг друга, превратив поле битвы в пустыню, мертвую и безрадостную.
Прежде чем попасть на этот берег Эльрик скакал так быстро, что лошадь его не выдержала и пала. Тогда альбинос бросил ее и пошел пешком, пока не вышел к морю, на узкий берег. Дальше бежать было некуда.
Теперь он многое бы отдал за судно. Если он не найдет хоть какую-нибудь лодку, то жизнь его, считай, кончилась. Скоро собаки выведут по его следу своих хозяев на побережье. Эльрик повел плечами. Лучше умереть здесь одному. Пусть его убьют те, кто даже не знает его имени. Он лишь жалел Киморил, которая огорчится, когда он не вернется в Имррир в конце года.
Эльрик был голоден, но самое неприятное заключалось в том, что у него почти не осталось лекарств, которыми он поддерживал свои жизненные силы. Бессильный и измученный, он не мог воспользоваться колдовством, которое помогло бы ему пересечь море и, возможно, помогло бы добраться до Острова Пурпурных Городов, где люди питали меньшую ненависть к уроженцам Острова Драконов.
Всего месяц назад оставил Эльрик свой королевский двор и ту, которая должна была стать Императрицей; оставил свой дом, посадив Йиркуна на трон Мелнибонэ. Император хотел изучить народы Молодых Королевств, пожив среди них, но те с нескрываемой неприязнью отвергли его. Эльрик обнаружил, что нигде никто не верит в то, что житель Мелнибонэ (ведь никто не знал, что он Император) соединит свою судьбу с судьбой людей, которые когда-то были рабами жестокой и древней расы Мелнибонэ. И теперь, когда он, Эльрик, очутился в западне, стоя на берегу моря, ему показалось, что он попал в страшный мир; лишенный друзей и цели, он — беспомощный, усталый динозавр — переоценивший свои силы глупец, который оказался не способен поверить в справедливость или несправедливость того, что весь мир ненавидит его расу. С момента своего рождения, он не очень-то верил в свой народ — не то богов, не то людей, а, кроме того, не слишком доверял и своим собственным силам.
Эльрик уныло бродил по берегу, рука его сжимала рукоять Буреносца — рунного меча, который недавно одержал победу над своим близнецом — Скорбным в пещере из живой плоти, в лишенном солнца измерении Лимба. Буреносец казался живым, и сейчас он был единственным другом альбиноса, единственной вещью, которая вселяла уверенность в Эльрика. Император даже разговаривал с мечом, как мог бы говорить с лошадью или, Эльрик горько усмехнулся, как заключенные разговаривают с тараканами.
— Все в порядке, Буреносец, вот только как бы нам переплыть море?
Голос альбиноса был тих и невнятен.
— Прошлый раз, чтобы выбраться, нам понадобились сокровища для подкупа.
Эльрик повернулся к морю спиной, но его измученному разуму показалось, что меч вздрогнул, шевельнулся в ножах, потянул назад. Альбинос хмыкнул.
— Ты проснулся, чтобы высосать чью-то жизнь? Оказывается, я живу, чтобы убивать. Иногда мне так кажется. Печально, если дело обстоит именно так…
Он повернулся спиной к морю, вглядываясь вверх, туда, где клубились чудовищные облака. Моросящий дождь омыл его лицо. Альбинос вслушивался в печальную музыку моря, обрушивающегося всей своей мощью на скалы и прибрежную полосу гальки. Дождь немного освежил Эльрика, не спавшего уже две ночи. Перед тем, как пала его лошадь, он скакал почти неделю.