– А кем была эта Тоня?
– Работник культуры.
– Звучит как анекдот. Скажи, а в каком режиме ты предпочитаешь оральный секс – нежном или сильном?
– Это все равно что спросить: что лучше, Моцарт или "Deep Purple"? Любовь – это не условный рефлекс: нажал здесь, получил одну реакцию, нажал там, получил другую. Эрогенных схем в принципе не существует. Сегодня ты ее кусаешь за попу, и она в полном восторге, а завтра кусаешь, и ей не нравится, и не потому, что У нее с попой метаморфозы, просто у нее другое настроение. Я абсолютно убежден, что между чувствительностью кожи и психическим состоянием человека существует мощная, бетонная связь. Когда тебе нужно быстренько трахнуть секретаршу в обеденный перерыв, ты настраиваешь свое тело работать в определенном режиме. А когда едешь с любимой девушкой на Гавайи и предвкушаешь совсем другие половые события, организм настраивается на иную волну. Когда формируются стереотипы, половая жизнь ломается. Если в семейной жизни так, то ее пора заканчивать.
– Бари, но невозможно каждый день быть художником в сексе. Существует ведь и такое понятие, как сексуальная рутина.
– Да, в постели часто господствует лень. Иногда надо просто быстро кончить – завтра на работу, рано вставать и т. д. Это ремесло, но оно должно быть поводом для вдохновения. А то вдохновение к тебе придет, но ты не владеешь ремеслом, – конфуз. Сексуальные отношения – смысл бытия, то, за чем мы пришли в мир. И я не согласен с церковными догматами в вопросе секса. Духовное познание возможно только через познание телесное, физиологическое. Лишь когда иссякнет или притупится желание узнавать свое тело, начинаешь все больше задумываться о душе. Для кого-то поиск в сексуальной сфере заканчивается в 25-30 лет, а для редких счастливцев он продолжается и в 96 лет.
– У женщины пробуждает фантазию только новый мужчина?
– Новый мужчина не знает твоих стереотипов и смело вторгается в твою неизведанную сущность. Поэтому надо, чтобы у тебя было го мужчин, желательно разных. В финале этого богатого сексуального опыта обретешь духовное возвышение, как это произошло с проституткой Магдалиной, которую Христос принял и простил.
– А что же делать с браком?
– Брак – это не продукт природы, это изобретение человечества. Карл Маркс назвал его ячейкой государства. А мы кинули Карла Маркса, а на браке почему-то настаиваем.
Все начинается с уважения к собственному телу. Важно, как тело выглядит, как оно пахнет. Раньше ходили легенды, что "Интеграл", которым я руководил, приезжая в город на гастроли, скупал в магазинах все дезодоранты. Даже Ю. Лоза как-то рассказывал в интервью о том, как я его заставлял брить грудь. С ранней юности я делаю прическу ниже пупа. Сейчас у меня стрижка около члена "под ноль", а у "нанайцев" – в форме короны. Я не могу себе представить, что значит после концерта зайти в гримерную, а там воняет потом. Главный признак демократии – это хороший запах. Я считаю, что люди, агрессивно воняющие на других неприятными запахами, нарушают основные принципы демократических отношений. Победа демократии в России наступит тогда, когда люди перестанут вонять друг на друга.
– Но ведь есть свое очарование в естественном запахе гениталий.
– Приятны только запахи, которые вырабатываются в процессе любовной игры. Но перед этим необходимо совместное принятие ванны. Партнеры смывают с себя чужие запахи, которые они принесли с улицы, от других людей, и дарят друг другу новый запах – аромат своей любви.
Я недавно прочитал в журнале "Здоровье" советы проктолога. И что, как ты думаешь, он советует? Мыть жопу после того, как человек покакает. Что само собой разумеется! Надо было прожить 1000 лет крещения Руси, чтобы журнал "Здоровье" советовал людям мыть жопу. Ведь даже животные подмывают себя языком после процесса выделений. Безусловно, когда любишь человека, любишь в нем все, даже дерьмо. Даже тот момент, когда твой милый снимает ботинки и об этом по запаху узнает вся округа.
– Как ты относишься к анальному сексу?
– Я хорошо отношусь к сексу вообще, я не разделяю его на оральный, анальный и т. д. В сексе не бывает извращений, бывает скудость или богатство фантазии. А теперь я тебя спрошу: женщины получают удовольствие от траханья в попу?
– Для меня это сложное ощущение: озноб, мелкий бисерный пот по всему телу, чувство, что я умираю, и боль, странным образом сопряженная с удовольствием.
– Природа почему-то в анусе устроила эрогенные зоны. В русских селеньях мужик днем смертным боем бил бабу, а ночью с особым удовольствием любил ее во все места. Наверное, есть какая-то связь между болью, терпением и удовольствием.
– Объясни, почему у всех мужиков навязчивая идея: "Когда ты позволишь мне сделать это?" Может быть, в заднем проходе теснее и уютнее?
– Нет, теснее всего в руке, ты можешь сжать, как ты хочешь. А с мазями может быть нежнее всего.
– А какой мазью ты пользуешься в подобных случаях? Лучше всего, по-моему, детский крем "Чебурашка".
– Слюни – вот лучшая смазка. Как правило, такое желание может прийти неожиданно, и под рукой оказываются только слюни. Доказать свою преданность, свою готовность быть рабыней женщина может, только преодолев табу: "это нельзя". И не имеет значения, куда трахаться – в ухо, в задницу, в рот или в глаз. Для мужика важно, что ты его вся. Он достигает вожделенного, того, чего нельзя, и ты ему позволяешь. Какой это необыкновенный кайф видеть перед собой тонкую талию и округлости двух ягодиц, держаться за них!
В молодости у меня были эрогенные зоны – от макушки до пят. Даже ногти на ногах.
Иногда просто теряешь сознание от первого прикосновения к телу. А потом уже надо хватать это тело, мять его, как глину, чтобы добиться того первого, хотя бы приблизительного ощущения обмирания. А доводилось ли тебе чувствовать, как язык, едва касаясь, пунктиром проходит по всей спине и внутренней стороне ляжек, ты весь обмираешь, даже если член не стоит, но все равно это кайф такой невероятной силы, что просто впадаешь в нирвану. Иногда это выше, чем оргазм. Вот вы уже оба голые, все готово, вот ты Уже должен вскочить на нее, как бешеный жеребец, закатить шары на лоб, впарить и через две Минуты, истошно крича, кончить. Но нет, она чуть-чуть, как бы нечаянно касается твоей ноги, и у тебя все становится дыбом, каждый волосок на макушке.
К сожалению, мы очень зажаты прежней ханжеской моралью. Женщины не могут просто сказать: "Васенька, я так люблю твой член, вставь мне его, пожалуйста, в глаз или куда угодно".
– Ты, как всякий брюнет, предпочитаешь блондинок. Как в твоей жизни появилась любимая блондинка Лидия Федосеева-Шукшина?
– Последние 10-12 лет я вообще забыл, что такое личная жизнь и любовные приключения. Был убежден, что буйная гиперсексуальная молодость прошла. Нужно жить только работой и подумать о душе. Иногда мне казалось, что удовольствие, получаемое от творчества, больше, чем оргазм.
Я атеист, но если есть Бог, я признаю его в ситуации с Лидой. Жизнь развивается по своим законам: есть бурная молодость, есть зрелость, когда кроме физиологических потребностей познаешь что-то еще, начинаешь понимать, кто ты есть. У меня было четыре жены, от двух из них есть два сына. Первого сына ни разу в жизни не видел, думаю, что ему даже не сказали, кто его отец. Ему лет тридцать сейчас. Я многое видел в жизни и был убежден, что во мне происходит постепенная метаморфоза от физиологии к духу. Я был уверен, что жизнь в любовно-эротической сфере подарила мне все, что могла, и даже больше, чем другим. Мне и в голову не могло прийти, что я когда-нибудь встречусь с женщиной, которая перевернет мою душу.
Два года назад я должен был ехать на церемонию "Ники". Мне позвонил Стае Садальский и попросил: "Захвати меня по дороге. Со мной Лида Шукшина". Я разволновался. Шукшин для меня не просто великий писатель, он каким-то таинственным образом подглядел мое детство и юность и все описал в своих книгах. А Лидия – не просто его жена, она народная артистка, часть истории нации. В Усть-Каменогорске, в нескольких километрах от родины Василия Шукшина, где я начинал свою самостоятельную жизнь, ходило много всяких легенд о Лидии Николаевне. Она представлялась почти святой. В моем воображении существовал образ великой русской женщины, символ государства. После церемонии мы большой компанией поехали ужинать. Я затрепетал перед Лидой, – ведь я ехал ужинать с государством. Она в этот вечер сломала мне мозги. Она была такой, каким я был в 18 лет. Она спокойно переходила все барьеры, который ей создал ее сценический образ. Веселая, с тончайшим юмором, который даже я не догонял, хотя меня считают остряком. Поразила ее энергия, ее потрясающий талант рассказчицы и удивительная искренность.
