Дарья Асламова
Записки сумасшедшей журналистки
Посвящается Жанне Агалаковой – моей любимой подруге и крестной матери моей дочери Сони.
Вместо предисловия
Самая опасная вещь на свете – это книги. Скажи мне, что ты читал в детстве, и я скажу тебе, кем ты станешь. Взрослым следовало бы это знать. Мои родители относились к выбору книг весьма беспечно. Когда меня спрашивали, кем я хочу стать, я, глядя на взрослых честными глазами, отвечала: секретарем райкома, космонавтом, учительницей и т. д. Но в душе я твердо знала, что буду куртизанкой./Это роскошное слово я вычитала в третьем классе у Бальзака. Я хорошо усвоила, чем отличается куртизанка от банальной проститутки: тем же. Чем вор – от пирата. Воры тащат по мелочам, пираты крадут миллионы чистым золотом. Кур-тгряни pRyr мужг-уме ергша на клочки и разоряют их до нитки, проститутки отдают свое тело за гроши.
Книги – самые пышные воспоминания моего детства. Горячее чтиво пробудило во мне болезненную чувствительность и обостренное воображение. Проглотив великое множество французских романов, я поняла, что мое призвание – любовь. Я грезила наяву. Вся разгораясь в безрассудных мечтах, я представляла, как надену доверчивых мужчин на вертел своей красоты и буду томить их в соку любовных мучений. Я признавала только разврат хорошего тона – с шампанским. мехами и бриллиантами. Зеркало разрушало все мои мечты. Беспощадное стекло отражало скелетно-худую, длинную девочку (я постоянно сутулилась, чтобы казаться ниже), голенастую, нескладную, с неопределенными, спутанными чертами лица и полным отсутствием груди. В школе мальчики дразнили меня "плоскодонкой". Популярностью у них пользовались большегрудые, задастые девицы с курносыми носиками и губками бантиком. Но моя сила была в моей_ самоуверенности. Жизнь – бездонный мешок, полный разных сладостей, и я все их попробую! Как я мечтала вырваться из своего тесного провинциального мирка, где опасности встречаются только в газетах! До чего бездарны здесь люди, когда дело касается искусства жить. Я не хотела всю жизнь просидеть в зале ожидания и в 16 лет, закончив школу, собрала чемоданы. Пора покорять Москву. Во мне проснулся инстинкт великих переселений – неведомая сила, которая внезапно срывает с места людей и птиц. Мы отправились втроем – три девочки, почти подростки, еще без истории, с полными карманами прекраснейших надежд. В самолете одну из моих подруг все время тошнило – за восемь часов полета она заблевала все бумажные пакеты. Чем больше ее рвало, тем больше я хотела есть. У меня проснулся зверский, невероятный аппетит, и я умяла не только свой обед, но и порции подруг. В конце полета от кислого зловония рвоты затошнило весь самолет, только я чувствовала себя прекрасно. Именно тогда я поняла, что в какую бы кучу дерьма я ни села, я всегда буду заливаться соловьем, – такие, как я, с одинаковой готовностью нюхают розу и навоз. Москва дала мне первые уроки любви. Поцелуи стали моим любимым видом спорта. В первый же вечер, когда я поселилась в общежитии университета на правах абитуриентки, меня подмял под себя мужчина (мне тогда казалось, страшно взрослый – двадцати трех лет). Я прекрасно помню, как я выгибалась в его руках, как он ловил мои губы, как целовал в закинутое лицо. Он не тронул моей невинности, зато подарил мне чудесное ощущение собственной желанности. Я вышла от него новой, женственной походкой, и весь мир лежал у моих ног.
Во вторую ночь меня попытался трахнуть другой мужчина, прямо на кухне общежития, на невымытом столе для разделки мяса. До сих пор помню гнилостный запах остатков пищи на кафеле и алкогольное дыхание моего неудачливого насильника (я благополучно от него сбежала). Все это было не слишком красиво, но я вдруг выяснила, что нравлюсь мужчинам. Этакая симпатичная и острая девица, прекрасная своей неопытностью. Смесь девственницы и шлюхи. В движениях у меня появилось что-то вольное а в голосе интимные, воркующие нотки. Я стала щедро красить губы в чудовищный морковный цвет, а глаза обводить черными треугольниками. На моих щеках свекольными пятнами цвели искусственные румяна, а в ушах болтались синие пластмассовые звезды (они казались мне верхом красоты и изящества). Неведение было моим лучшим другом, я отличалась младенческой храбростью и слишком многого не знала, чтобы чего- _ либо бояться. Я, как ребенок, лезла во все мышеловки, съедала сыр и ни разу не прищемила себе хвост.
Меня, словно комету, сопровождал хвост поклонников. Я входила в любые двери и с ходу заявляла: "Меня зовут Даша, мне 16 лет, я девственница". Всем знакомым мужчинам я признавалась в любви со слезами на глазах и придыханием в голосе. Этим простачкам страшно льстила первая влюбленность чистой девочки, пока однажды меня не разоблачили. Мужики выловили меня в коридоре общежития, заперли в комнате и устроили форменный допрос, кого же из них я в точности люблю. Я лепетала что-то несуразное и переминалась с ноги на ногу. Мне пообещали задрать юбку и вылупить за вранье, потом сжалились и отпустили.
Жизнь становилась все веселее. На втором курсе я успешно потеряла свою невинность – мужчина раздавил меня, как гроздь винограда, и, перебродив в его любви, я стала вином. Амурные истории следовали одна за другой. Бог мой, сколько мужчин отпили из моей чаши! Это была почти целомудренная чувственность, лишенная пошлости, очищенная ясной правдивостью Юного удовольствия. Передо мной была цель: мужская плоть, блаженная, тайная близость, когда мужчина навеки уносит тебя в себе. Со своей кошачьей моралью я легко шла по жизни. Помню, какой шок случился у моей мамы, когда я прилетела в свой родной город Хабаровск после третьего курса. Она увидела меня, идущую от самолета, в длинной цветастой рубашке с разрезами до пупа (юбку я просто забыла надеть). На мне были черные чулки, и подвязки открывались во всей красе при каждом вздохе легкого летнего ветерка. Какой-то случайный попутчик покорно тащил мои чемоданы. Я шла, поводя бедрами, и мужчины делали стойку, глядя мне вслед. "Блядушка", – грустно резюмировала моя мама. В какой-то исторический момент я сообразила, сколько выгод приносит быстротечное плотское очарование. член думать не умеет. Хватит ходить в драных юбчонках и курить болгарские сигареты. Я медленно стервенела, выискивая у мужчин слабые места. Та легкость, с которой я распоряжалась собственным телом, избавила меня от материальных забот. В одном чудесном фильме старая графиня, переспавшая в молодости со всеми самыми богатыми и знаменитыми мужчинами, учит молоденькую девочку: "Ты просто пройди мимо витрины с драгоценностями, повернись к своему попутчику и, указывая пальчиком на бриллиантовое ожерелье, скажи невинным тоном: "Какая прелесть!" И все: ожерелье твое". На бриллианты я, конечно, не замахивалась, но гардероб мой существенно обновился.
В свободное от мужчин время я занималась журналистикой. Через пару месяцев мне осточертело быть репортером светской хроники в "Комсомольской правде" – вечно ходить на бесконечные презентации и писать тусовочные репортажи. Надо было сделать что-то решительное, чем-то резко проявить себя. И я мысленно увидела картинку: длинноногая бесстрашная девочка в короткой юбке на войне, в окопах, среди жгучих кавказских мужчин, немеющих от ее очарования, любовь на пороге смерти, поцелуи под пение пуль. Романтика, черт побери! Я стояла на границе неведомой страны под названием "Авантюризм". Чтобы получить визу, пришлось заполнить декларацию: профессия – девочка-женщина, особые приметы – дерзость и безоглядность, цель поездки – слава и мужчины. И я пустилась на поиски военных приключений.
Кто такие авантюристы? Это люди ярко индивидуалистического склада умеющие извлекать пользу из любых обстоятельств. Когда меня изнасиловали в плену в Нагорном Карабахе, я лишь подивилась внезапному изгибу судьбы. Какая чудесная история сама плывет ко мне в руки! Настоящий боевик со всеми атрибутами: красотка журналистка, захваченная в плен коварными злодеями, засада на дороге, перестрелки, счастливое освобождение и убийство всех врагов. Грех не использовать такую ситуацию. Испытав восхитительное чувство ужаса, я тут же села писать репортаж. Меня всегда удивляли женщины, рыдающие после изнасилования месяцами и бегущие на прием к психиатру. Что случилось, то случилось. Надо перешагнуть через неприятность и идти дальше.