На него хмуро глядел Никко, заподозривший неладное.

– Я отниму у тебя копье, когда подойдем к рынку.

Шеф молча показал копьем на деревянный частокол показавшегося вдали Хедебю.

На следующий день, не спеша прогуливаясь вдоль торговых рядов, Шеф почувствовал, что сердце забилось учащенно. Его не покидало внутреннее спокойствие – или это было безразличие – с тех пор, как он, больше уже не король, проснулся в лачуге Карли. И хотя Шеф знал, что намеревается сделать, когда настаивал на путешествии в Хедебю, он не мог заранее угадать, как все обернется. Многое зависело от того, какие права имеет здесь человек.

Невольничий рынок был просто расчищенной площадкой на берегу, а посередине – насыпь высотой в несколько футов, чтобы показывать товар покупателям. На заднем плане не знающая приливов Балтика лениво лизала волнами узкую полоску песка. В стороне уходил далеко в мелководье деревянный пирс, к нему приставали груженные товаром широкогрудые кнорры. Вокруг рынка высился крепкий бревенчатый частокол, кажущийся игрушечным по сравнению с римскими крепостными укреплениями в далеком Йорке, но содержащийся в должном порядке и строго охраняемый. Шеф мало слышал о подвигах короля Хрорика, который правил в Хедебю и на тридцать миль к югу, до самого Датского Вала. Его казна полностью зависела от пошлин, которые он брал с купцов в порту, поэтому он пекся о свободе торговли и вершил суд скорый и суровый. Время от времени Шеф поглядывал на виселицы, ясно различимые на отдаленном мысу, на которых болталось с полдюжины повешенных. Хрорик всячески старался показать купцам, что их права соблюдаются. Одна из многих вещей, о которых не знал Шеф, – не сочтут ли его замысел препятствующим торговле. Во всяком случае, утром, когда силуэты виселиц обрисовались яснее, настроение резко ухудшилось.

В этот заход на торг выставили только женщин – шесть рабынь, вытолкнутых вперед ухмыляющимися викингами. Каждую держали за руку, а хозяин расхаживал вокруг насыпи, расхваливая достоинства товара. Все они, как заметил Шеф, были юные девушки. По команде с них стащили одежду, и они стояли в коротких рубашках, не доходивших и до колен; в ярком солнечном свете белая кожа была открыта всем взорам. Толпа заулюлюкала, послышались похотливые восклицания.

– Откуда они? – спросил Шеф вооруженного стражника, стоявшего возле невольничьего ряда.

Тот с любопытством оценил телосложение и осанку Шефа и фыркнул в ответ:

– Венедки. Видишь, белая кожа и рыжие волосы. Их поймали на южном берегу Балтики.

– А кто покупатели? – Шеф теперь увидел группку темнокожих людей в странных одеяниях, проталкивающихся вперед, чтобы осмотреть рабынь вблизи. Они были не в шлемах, а в тюрбанах и носили на поясах изогнутые клинки, поблескивающие дорогим металлом. Некоторые все время озирались по сторонам, будто опасаясь нападения.

– Люди из южных земель. Они молятся какому-то богу, который соперничает с христианским. Любят покупать женщин и платят золотом. В этом году им придется платить дорого.

– Почему?

Стражник снова с любопытством взглянул на Шефа:

– Говоришь по-норманнски, но ты вообще хоть что-нибудь знаешь? Цена на женщин подскочила, потому что испортился английский рынок. Из Англии раньше получали много хороших женщин.

Мавры из Кордовы начали задавать разные вопросы через толмача. Доброхоты повторяли их для толпы зрителей.

– Хочет знать, все ли они девственницы?

Шквал смеха, и кто-то ревет бычьим голосом:

– Альфр, я знаю, что та высокая – уже нет! Я видел, как ты ее вчера попробовал за палаткой!

Предводитель арабов оглянулся, пытаясь сердитым взором принудить зевак замолчать. Покупатели подозвали своего переводчика, столпились для совещания. Наконец назвали цену. Негодование, отказ, но новая цена не названа. Сделка состоялась – Шеф увидел блеск отсчитываемых монет и затаил дыхание: это не серебро, а золотые динары. Часть денег выплачивается распорядителю торгов и ярлу короля Хрорика, внимательно наблюдающему за происходящим. Женщин закутали и погнали прочь.

Затем был выставлен мужчина средних лет. Он выглядел странно: одет в обрывки черного рубища, вроде лысый, но на макушке пробивается черный пушок. Христианский священник, догадался Шеф, с давно не бритой тонзурой. Когда раб вышел вперед, через толпу к нему протолкался другой человек, словно хотел обнять, – еще один священник, еще одна черная ряса, но на этот раз тонзура свежевыбрита. Стражник оттолкнул его, распорядитель стал спрашивать цену.

Мгновенный ответ последовал от ватаги высоких людей, крепких телосложением и красующихся в мехах, несмотря на весеннее солнышко. Шведы, подумал Шеф, вспомнив произношение Гудмунда Жадного и других, кого он встречал в рядах Великой армии Рагнарссонов. Шведы предлагали восемь унций серебра. Один из них рванул кошель с пояса и бросил наземь, чтобы подкрепить свои слова.

Священник, которого оттолкнули, воротился и, увильнув от стражников, распростер руки, страстно что-то выкрикивая.

– Что он говорит? – пробормотал стражник.

– Пытается сорвать торги, – ответил Шеф, прислушиваясь к обрывкам норманнского и нижненемецкого языков, смешавшихся в воплях священника. – Говорит, они не имеют права покупать служителя истинного Бога.

– Они и его купят, если не заткнется, – проворчал стражник.

Действительно, шведы бросили на землю еще один мешочек серебра, обменялись какими-то фразами с распорядителем торгов и с довольными лицами направились к обоим священникам.

Но из толпы вышел еще один человек, и довольство исчезло, сменившись выражением озабоченности. Шеф, привыкший оценивать бойцов, сразу же понял почему.

Новоприбывший не был высок, ростом ниже самого маленького из шведов. Но он был на диво широк в плечах. И еще он двигался со спокойной уверенностью, которая расчищала ему дорогу. На нем была утепленная кожаная куртка, поношенная и с разнообразными клиньями, вшитыми тут и там. Левая рука покоилась на навершии длинного рыцарского меча. Волосы торчали белобрысым ежиком над лицом, как будто отчеканенным из металла – чисто выбритым, со здоровой кожей. И он улыбался.

Светловолосый пинками отправил кошельки к хозяевам.

– Он вам не достанется, – раздалась во внезапно наступившем молчании спокойная норманнская речь. – Ни один из них. Это слуги Христовы, и они под моей защитой. Под защитой ордена Копья, – неожиданно тихо добавил он и повел рукой вокруг.

Шеф увидел поблизости с дюжину людей, одинаково одетых и вооруженных. Их было больше, чем шведов. Но за событиями наблюдали добрых две сотни норманнов, тоже при оружии. Если они бросят общий клич против христиан или люди короля Хрорика решат защитить свободу торговли…

– Мы заплатим за одного из них, – сказал светловолосый примирительно. – Восемь унций. Христианские деньги так же хороши, как и языческие.

– Десять унций, – перебил цену предводитель шведов.

Распорядитель торгов вопросительно посмотрел на светловолосого.

– Двенадцать унций, – проговорил тот раздельно и выразительно. – Двенадцать унций, и я не стану спрашивать, как к вам в руки попал христианский священник и для чего христианский священник нужен этим. Двенадцать унций, и считайте, что вам повезло.

Швед потянулся к своему топору и сплюнул на землю.

– Двенадцать унций, – сказал он. – И деньги людей Одина лучше, чем деньги бритых христианских кастратов.

Шеф почувствовал, что стражник позади него дернулся, и увидел, как ярл короля Хрорика шагнул вперед. Швед, договорив, взмахнул топором, чтобы ударить. Но прежде чем кто-либо из них завершил свое движение, в воздухе сверкнула сталь, послышался хруст и судорожный вздох. Швед скрючился; из его туловища торчала медная рукоятка. Шеф понял, что светловолосый даже не пытался достать меч, а вместо этого выхватил из-за пояса тяжелый нож и метнул его снизу. Прежде чем эта мысль оформилась, незнакомец сделал три шага вперед и застыл, направив острие длинного меча точно под кадык работорговца.