Но если мне не изменяет память, предыдущие вылазки я совершал в теплое и даже сырое место, тогда как сегодня ужасно холодно. Я видел перед собой пар своего дыхания, и, чтобы осветить комнаты, понадобилась лампа. Клемент очень хотел остаться со мной, опасаясь, что я устрою пожар, но я был так подавлен, что даже его благотворная компания была для меня невыносима, и я прогнал его вниз.
Провел там около часа, рылся в сундуках и чемоданах — куча хлама, разумеется. Мусор пяти поколений лежал отмелями на голом полу, по затхлому островку на каждое. Сложенная одежда — древняя и провонявшая нафталином. Модная когда-то мебель. Побрякушки, вешалки, картины в рамах, осколки и обломки, чью принадлежность я не смог установить. Затем, коробки разваливающихся бумаг, одна на другой — некоторые прогнили насквозь; постепенно мои пальцы так онемели, что я был не в состоянии продолжать раскопки и с радостью вернулся в цивилизованный мир.
Если, сам того не ведая, я искал утерянное сокровище, я его точно не нашел. Единственный мой трофей — это заводная обезьянка (изначально купленная, кажется, в магазине игрушек «Хамли» на Риджент-стрит бог весть когда), которая теперь восседает на моем бюро. Не столько игрушка, сколько украшение каминной полки, но ребенку, уверен, она бы все равно понравилась. В спине у нее торчит заводной ключ. Обезьянка кивает головой и снимает свой маленький цилиндр. Грандиозное зрелище. Но сидя на чердаке, она здорово обтрепалась, а ее колесики и зубчики все покрылись пылью. Только что, снимая передо мной шляпу, она остановилась, будто ее что-то отвлекло. Вот и все, чем я могу похвастаться сегодня... заводная обезьянка, чьи мысли, как и мои собственные, блуждают где-то далеко.
1 декабря
Проснулся с криком «Сведения!», до смерти перепугав беднягу Клемента. Он в это время стоял рядом с кроватью и чуть было не выронил поднос.
Шея моя до невозможности одеревенела. Никогда такого не было. Как будто между моим черепом и ключицами вбили шестидюймовые гвозди. Клементу пришлось отнести меня на руках и погрузить в одну из своих особых ванн. Ночью был страшный холод, но у меня нет ни малейшего сомнения, что внутри меня поработал злобный кулачок. Это он запустил в меня свои ногти.
Мало-помалу жар от воды проник в меня, и я начал оттаивать. Я попробовал слегка покивать головой взад-вперед, затем медленно покачать из стороны в сторону, пока, наконец, она не задвигалась чуть ли не отдельно от плеч. Но и тогда любое отклонение от этих двух осей вызывало почти ослепляющую боль, которую сопровождал безобразнейший шум, как будто множество мелких камешков терлись друг об друга.
— Мое тело воюет с самим собой! — объявил я, лежа в ванне. — Это гражданская война, вот что!
Я пытался быть спокойным, пытался быть стойким, пытался даже подружиться с этой трусливой болью. Я прошел через всю безумную гамму эмоций, пока она совершала увеселительную поездку по моему хлипкому остову. Но этим утром я был попросту взбешен. С меня было довольно, и я решил покончить с ней. Скрючившись в дымящейся ванне, я поклялся обнаружить и пригвоздить ее. Поклялся раскроить ее злосчастный череп.
Завтракал в спальне. Помидоры с грибами и молотым перцем. Сопровождающий их ломтик бекона в мелком озерке жира не вызвал во мне ни малейшего аппетита, но, отличаясь находчивостью, я расстегнул ворот рубашки и приложил бекон к шее. Жир еще не остыл, и, втирая его в больное место, я добился некоторого облегчения.
Покончив с завтраком, я принялся искать бумагу — где вся бумага в этом доме? — и, обнаружив, наконец, блокнот, записал для себя план, держа остывающий бекон свободной рукой.
Сперва я написал заголовок:
который я расширил до:
а под ним составил короткий список:
Рисунки;
Фотографии;
Карты;
Любые печатные труды касательно тел, особенно шей.
Вызвал снизу миссис Пледжер, Клемента и мистера Гримшоу и объявил:
— Требуются сведения.
— Какие сведения, Ваша Светлость? — сказала миссис Пледжер.
— Сведения о теле, — сообщил я ей. — Сведения о шейных позвонках.
До обеда никакой информации не появилось, а я, оказывается, задремал у камина.
Когда я проснулся, кулачок снова вцепился в меня. Верхнюю часть тела полностью заклинило, так что я не мог повернуть голову, чтобы все остальное не последовало за ней. Почувствовал себя автоматом.
— Будь ты проклято! — заорал я своему телу.
Связался с миссис Пледжер, попросил еще бекона: погорячее и пожирнее. Когда Клемент принес его, я схватил тарелку и засунул бекон прямо под рубашку. Застегнул ее обратно, чтобы ломтики не съехали. Велел Клементу собрать подкрепление, поскольку я собирался провести дневную атаку на библиотеку, и вскоре ко мне прибыл выводок горничных и парочка ребят по водопроводной части. Немного посовещавшись, все мы устремились по коридору: молчаливый и осторожный Клемент, парни с девушками выстроились сзади, а я марширую впереди, горделивый и босой, с эполетами из бекона, который теперь просвечивает сквозь рубашку.
Мы достигли библиотеки в два счета. Дверь была открыта. Будь она заперта, я бы вышиб ее.
— Книги о телах — вот что нам нужно, — объявил я своим спутникам и вновь пробежался по списку.
Мы рассыпались, взяв где-то по дюжине полок каждый. Лестница на всех была одна, так что я приказал остальным разбиться на пары и помогать друг другу карабкаться на шкафы. Комната была куда больше, чем мне помнилось. Тут недолго было потеряться. Многие книги несли на себе толстый слой пыли, которая вскоре обволокла нас чудовищными клубами. Нам пришлось закрыть носы и рты платками, чтобы не задохнуться. Я едва мог разглядеть свою руку.
Когда мы отступили, каждый из нас оказался с добычей — медицинские книги, атласы, наброски, коллекции дагеротипов и так далее, включая:
«Анатомия описательная и хирургическая» Генри Грэя[8];
«Научный Журнал Чемберса» (1860—1865)[9];
«Анатомия Меланхолии» Роберта Бёртона[10];
и несколько сборников скетчей Леонардо да Винчи.
Велел сложить все это в моей комнате, под картой мистера Сандерсона. Поблагодарил своих товарищей и выпроводил их. Разыскал свой медицинский словарь и добавил его в стопку. Посадил сверху заводную обезьянку. Вспомнил короткую цитату мистера Пика. Разыскал ее в кармане пиджака и приколол к стене.
В книге под названием «Целительство в Древнем Китае» я нашел странную диаграмму. Человек, все тело которого испещрено запутанной системой взаимосвязанных потоков. Они бежали вверх-вниз по рукам и ногам и заполняли его торс, как будто он проглотил целый моток бечевки. Я вырвал его из книги и тоже приколол на стену.
Я создал в углу комнаты что-то вроде алтаря. Я совершенно уверен, что где-то внутри его лежит ключ к причине моих нынешних страданий.
Меня одолела усталость. Весь день сидел у огня, то засыпая, то просыпаясь.
Записал в блокноте:
Добавить к предыдущей записи о слухах, почтовых письмах и т.п.:
Монеты — обращение. Например, пенни. Запросто может быть в обращении много лет. Сколько миль проходит средняя монета за свою жизнь? Как бы выглядела карта ее путешествия? Все кошельки, в которых она обитала. Количество ладоней.
Подумать — возможно ли, чтобы кто-то владел одной монетой дважды? Как бы он догадался? Пришлось бы сделать узнаваемую отметину.
Подумать — когда у меня кошельке есть пенни, не считаю ли я его все время одним и тем же пенни?
Также — подумать о тепле в монете. Привычка мисс Уиттл во время разговора держать сдачу в руке, так что к тому времени, когда она ее отдает, монеты сильно нагреваются. Как бы это могло быть связано с предыдущими идеями о тепле и т.д.?
