Она молчала, словно что-то обдумывая. Этот большой ребенок, кажется, даже шевелил губами. Я подошел к ней вплотную и поцеловал ее. Теперь было можно. Потом — никогда. Ничто в ней не изменилось. Родилась и тут же канула в вечность минута понимания. Она откинула волосы, внимательно посмотрела на меня сверху вниз (она была чуть выше меня), и я вдруг увидел это мгновение из будущего, моего будущего. Наверное, тогда мне станет грустно.

На ней было светлое платье с кружевами. В пушистых волосах — лиловый цветок. Большие серые глаза с прелестью вечного недоумения в них изучали меня. Трудно было понять, какое впечатление я произвел. Но тайная смелость и любопытство взяли верх. После паузы я вдруг услышал:

— Потоп не сказка. И не потому, что находят следы древних цивилизаций. А потому что есть океан. С любой силой человек справится, а с океаном пока нет. Разве не так?

Тирада о потопе натолкнула меня на мысль, что ей не больше двадцати странный, неопределенный возраст… Тело и мозг пластичны, на лице следы постоянных перемен, оно точно зеркало, в котором возникает зыбкий образ, но линии так и остаются незаконченными.

Я вспомнил вслух:

— «Воздух стал темен от ливня, который в косом падении, изогнутый поперечным бегом ветров, образовывал собою волны, подобно волнам поднятой вихрем пыли…»

— Откуда это? — живо спросила она.

— Леонардо.

— А дальше?

— Не помню. Кажется, дальше говорится о зеленых долинах, наполненных до краев прозрачной водой, о торчащих на склонах высоких деревьях — на их вершинах спасаются птицы, звери и люди, — о тучах и молниях.

— Это наше будущее, — сказала она неожиданно, — бесконечный океан и корабли.

— Мне это знать не дано.

— Ну как же… сначала океанские станции, подводные дома. Сейчас первые плавучие города с миллионным населением. А дальше?

— Ах вот оно что! Пожалуй, вы правы.

— Все связано, совпадает… Ведь и корабли, и плавучие небоскребы это как бы огромный ковчег.

— Что ж, это не исключено.

— Значит, и вы так думаете?

— Нет. Я просто говорю, что это не исключено. Кто же может заказать будущее? В космическом, конечно, масштабе.

Мы расстались, но, как оказалось, ненадолго. Я забежал к Ольховскому и несколько минут созерцал его массивную бритую голову. Он заметил меня, вежливо выпроводил из кабинета двух назойливых молодых людей с всклокоченными шевелюрами и любезно сообщил мне, что ни слова не может добавить к тому, что я уже знал о Близнецах.

— Полные материалы еще не поступили, — сокрушенно произнес он, и у меня не осталось никаких сомнений, что и он пока ждал их с нетерпением.

Готов предположить, что человеку прошлого века в преддверии нескончаемых звездных полетов во все концы обозримого пространства показалось бы странным такое пристальное внимание к случившемуся. В то время положительный результат просто не вызывал сомнений. Но сейчас, после тысячи и одной неудачи, когда мечта давно умерла, когда перестали верить в пятую стихию вне Земли и когда вдруг свершилось…

— Жаль, — сказал я, — придется подождать. В редакции тоже ничего…

— Хотите, я познакомлю вас с человеком, который первым обнаружил забытый корабль? — улыбнувшись, спросил Ольховский.

— Очень хочу.

— Загляните в зеркало.

— Не совсем понимаю вас.

— Могу посоветовать только вспомнить заатмосферную станцию.

— Ах вот оно что! Неужели? И он вышел в наш сектор?.. В тот самый вечер?

— Да. Та самая блуждающая крапинка. Неопознанный объект. А в секторе работали вы. Мои поздравления!

— А я пожалел было, что оказался на «Гондване», — чистосердечно признался я.

— Берите «Дельфин», — сказал Ольховский, — все равно будем стоять несколько часов. Только не глубже километра. Дальше делать нечего. Неинтересно. Темно, сыро и сумрачно. Лучше махните на отмель. Успеете.

И я оказался на «Дельфине». Вместе с Валентиной (так я стал звать ее, ни буквы не убавляя в ее имени, потому что оно ей необыкновенно подходило).

— Какой я биолог! — воскликнула она в ответ на мой вопрос. — Только учусь. Иногда вот дежурю на «Дельфине». Это проще простого. Нужно только помнить, что делать: биотоки управляют всем, и механизмами и аппаратурой.

— Вы, по-моему, несколько преувеличиваете роль биотоков, Валентина.

— Конечно, — созналась она, — управление чаще всего дублируется. С «Гондваны». Так что не разбежишься.

— Зачем тогда биотоки?

— На всякий случай. Например, полетело уплотнительное кольцо у антенны, в зазор хлынула вода. Что делать?

— Вычерпывать воду, — пошутил я.

— Всплывать! Сбрасывать балласт и всплывать.

Мы пошли к отмели. Я хотел увидеть голубую воду, зеленые подводные поля, серебристый рыбий дождь. Там, говорят, настоящие подводные пейзажи с бесчисленными ежами, мидиями, трепангами. Ни разу не видел я на воле звездочетов, больших налимов, не знал еще, как метят рыбье население ультразвуковыми датчиками и флюоресцирующими штрихами.

Мы остановились ненадолго, повисли. Над нашей головой — километровый столб воды. «Дельфин» медленно дрейфовал, повинуясь ленивому течению. Метрах в ста от нас шныряли полупрозрачные креветки. Валентина включила увеличитель. Тончайшие, не видимые глазом лучи нащупали целое живое облако. Я увидел этих миролюбивых морских зверьков как бы под микроскопом, на экране. Они смешно плавали, подгребая под себя воду хвостом, по-паучьи перебирая ногами. Я упросил Валентину, и она протянула к ним механическую руку с приманкой — мясным фаршем. Металлическая ладонь испугала креветок, они всполошились, исчезли с экрана. Но вот неведомое чудище перестало их тревожить, и они набросились на корм. В несколько мгновений полупрозрачные существа расправились с мясными крохами, и все облако застыло, точно ожидая новой подачки.

Но мы ретировались: в океане рассеяны мириады таких же вот эфемерных созданий, и накормить их просто невозможно. Пусть уж заботятся о себе сами.

Валентина рассказала, что дважды встречала стайки креветок вместе с муренами. Необычное соседство пятнистой, как леопард, или полосатой, как тигр, морской зверюги и суетливых безобидных рачков объясняется просто: мурены не пользуются зубными щетками и доверяют туалет креветкам. Ложатся на дно и раскрывают рот, усаженный острыми пиками.

— Ни разу не встречался с муреной, — оказал я, — и не хотел бы встретиться.

— Их можно приручать, — заметила Валентина. — Они берут из рук мясо, рыбу, любят, когда их гладят или почесывают.

— Читал, — сказал я. — Но не пробовал.

— У нас еще часа три. Показать вам настоящие кораллы?

Я кивнул. Повинуясь биотокам, «Дельфин» всплыл и понесся, обгоняя ветер, над самой водой.

— Сто пятьдесят узлов, — отметила Валентина.

И снова мы погрузились на дно. В коралловые джунгли, под зыбкую тень подводных веток — розовых и фиолетовых, в самую чащу морского заповедного сада.

«Дельфин» сел у крутой стенки кораллового дворца. По какой-то странной прихоти я направил механический щуп на розовую глыбу, призрачно сиявшую в зеленоватых лучах, и отколол от нее кусок. Он медленно покатился вниз, поднимая муть. За ним тянулся желтоватый шлейф. Тут же налетели рыбешки, они окружили оторвавшийся коралловый кусок трепетным кольцом.

— Вы угостили их хорошим обедом, — сказала Валентина, — не так-то просто добраться им до полипов — жильцов подводного небоскреба.

— Они нисколько не боятся нас. Наверное, если бы человек рожден был в воде, то ему проще было бы жить и охотиться.

— Может быть. Но тогда не нужно было бы строить, ведь температура постоянна, ни снега, ни бурана, ни жары. С самого начала больше возможностей для самосовершенствования: быстрее плавать, быстрее думать. Не надо одежды, не надо жилищ, и нет угрозы голода.

— А зачем тогда думать? Вроде бы мозг ни к чему.

— Нет. Нужно ведь обманывать подводные течения и слышать приближение шторма за сотни миль. И бороться с акулами. А если еще и управлять режимом плавания…