Стихотворения поздник лет Последний оракул[13] I Годы растут и уходят под солнцем или во мраке, Эпохи прошли, что не знают тебя и деяний твоих, Ищет мир света во тьме, не читая давно твои знаки, Паломник последний ушёл, шум в твоем храме затих. В храме темно, высох песен волшебный источник, Помню ужасные, словно кровавые слёзы, слова: «Скажите царю — разрушен сей дом непорочный, И ручья говорящего сила почила, мертва. Нет приюта для Бога нигде, ни дома, ни крыши, И пророческий лавр больше в руках не цветёт». Пало сердце царя, безнадёжные вести услышав, Верный твой друг понял, что скоро умрёт. Безутешно вниз он склонил лицо, Признавая стихийных сил произвол, «Победил ты, — молвил перед концом, — Галилеянин», и навеки ушёл. Твой мир, что для нас был открыт, Где правили Временем руки Харит, Сейчас заморожен ударом зимы, Могильным ветром отравлены мы, Отверстой пропасти слышен стон, Пришёл век последний земли. О отец наш, Пэан, Аполлон, Палач и целитель, внемли! II За веком век безмолвны уста, лицо твоё скрыто, Слепы глаза и робки слова тех, кто тебя любил, Имя твоё невнятно, древних молитв языки забыты, Царство чужого Бога ныне твой свет озарил. Огнь, а не свет, ад вместо неба, псалмы — не пэаны Полнят чистые души и сладкие губы певцов; Весь мир повторяет ярости гимн и обмана, Вместо гармонии Греков — вой Галилеи сынов. Да, ты уже не тот, кем был ты для древних, Что поклонялись тебе, славили мир твой и свой; Им ты доверил сам силою слов сокровенных Притягивать вниз небеса, делая землю святой. Знай же — нас тени всегда окружают, Даже когда кончается ночь, И, солнца боясь, темнота уползает, От лика рассвета несётся прочь. Прошлое может вернуться снова — Пусть отзвучало последнее слово — Вновь кровь человека, как зверя, На алтарь хлынет страха и веры, Как баран, станет блеять он, Как свинья, валяться в пыли; О отец наш, Пэан, Аполлон, Палач и целитель, внемли! III Те, кто тебя возлюбил — иным ожиданьем согреты, Вождь и отец — нашу тьму озарит солнца свет; Будет он краше, чем нам обещали пророки, поэты, В тогах, венках — твои дети, хранящие верно завет. Одним из Богов мысль глупцов называет тебя, Того, кто превыше Богов, что прошли и придут, Сыном Бога и Времени внуком теперь именуют тебя, Пусть ты древнее, Отец наш, веков и часов и минут. Не ранее мысль человека Богов, чтоб любить, создала, Чем песнь началась безмолвной души, Мечтою и делом земля Небеса сотворить не могла, Пока не родилось Слово в тиши. Были слово и жизнь — твои, И дух человека и прах, И Боги сгибали колени свои, Умирая, рождаясь в твоих руках. Пролетали они, как виденья, Эпоха иль две — что мгновенья, Злы, добры — исчезли как снег, Ты один пребудешь вовек, Все исчезли, как летний сон, Как ласточки в небе, прошли, О отец наш, Пэан, Аполлон, Палач и целитель, внемли! IV Ты свет, ты дыханье, и жизнь, и слово, и лира, Даёшь ты здоровье и помощь, и смертную сень, Твои все песни людей, ты пишешь историю мира, Не знает рассвета, заката сияющий день. Новые Боги родились, и пали старые Боги Пока твоё Солнце свершало суточный ход, С востока на запад прошли — позабыты дороги, Различны они, но конец одинаковый ждёт. Путь к смерти один, хоть по-разному каждый возник, Душа, их создавшая, каждому сыщет приют, Бог за Богом уйдут, позабудем деянья и лики, Но бессмертна душа, что им слово и облик даёт. Разве изгнано солнце с неба? У людей право отнято петь? Песня — словно дрожжи для хлеба, Чтобы в венах кровь разогреть. Холодна и уныла эпоха, Слёзы горьки, дела наши плохи; Небеса силой Солнца держались, От Тебя жизнь и свет нарождались, А теперь немоты воцарится закон, Слух и зренье от нас увели? О отец наш, Пэан, Аполлон, Палач и целитель, внемли! V Взбунтовавшись, время коварно тебя сразило, Тьма упала на род людской, когда он отпал от тебя, За закатом в тени ты сидишь, сиянье завесой закрыло, Пока взоры душ не поднимутся к небу, любя. Пока не вернулись зренье и слух к слепым и глухим, Их души не смогут восславить света и жизни лучи, Для их взора звёзды, что меркнут пред взором твоим, Горят словно солнце в мёртвой и грешной ночи. Время вновь поднялось со злыми словами угрозы, Перемены наносят удар, никому их сдержать не суметь, Одетые в тучи и звёзды, чьи утром расплавились грёзы, Где Те, кому править дозволили Грех или Смерть? Сражены они и разбиты, они потерпели крах, Те, что целый мир сотрясали силой, Не проснётся, не возродится усопших прах, Пусть весь мир зарыдает у края могилы. Будто пёс, что встал на добычи след, Затравило их время, спасения нет. От погони, как волки, уносят ноги, Разбежались, устали, потеряли дорогу. Ушли от охоты, прорвали заслон, Под крики и рёв сокрылись вдали, О отец наш, Пэан, Аполлон, Палач и целитель, внемли! вернутьсяСуинберн пишет об этом стихотворении следующее (1 февраля 1876 г.): «… оно начинается с упоминания о письме, возвращённом назад (по причине отсутствия адресата) из Дельф Юлиану, когда тот решил узнать у оракула год своего восхождения на престол, и затем становится призывом исцеляющего и разрушающего Бога песен и солнца, взятого здесь как тип „интеллектуального света“ и духа слова, создающего и уничтожающего богов в своей душе так же, как из века в век он рождает ясную и членораздельную речь; то есть, не просто сына Зевса и внука Крона, но бога более древнего, чем всевозможные боги, измышленные человеческим духом для поклонения». |
