В Кутаисе и подле, в окрестностях,

Где в долинах, над склонами скал,

Ждут развалины храмов грузинских,

Кто бы их поскорей описал…

Где ни гипс, ни лопата, ни светопись

Не являлись работать на спрос;

Где ползут по развалинам щели,

Вырастает песчаный нанос;

Где в глубоком, святом одиночестве

С куполов и замшившихся плит,

Как аскет, убежавший в пустыню,

Век, двенадцатый счетом, глядит;

Где на кладбищах, вовсе неведомых,

В завитушках крутясь, письмена

Ждут, чтоб в них знатоки разобрали

Разных, чуждых людей имена, —

Там и русские буквы читаются!

Молчаливо улегшись рядком,

Все коллежские дремлют асессоры

Нерушимым во времени сном.

По соседству с забытой Колхидою,

Где так долго стонал Прометей;

Там, где Ноев ковчег с Арарата

Виден изредка в блеске ночей;

Там, где время, явившись наседкою,

Созидая народов семьи,

Отлагало их в недрах Кавказа,

Отлагало слои на слои;

Где совсем первобытные эпосы

Под полуденным солнцем взросли, —

Там коллежские наши асессоры

Подходящее место нашли…

Тоже эпос! Поставлен загадкою

На гробницах армянских долин

Этот странный, с прибавкою имени

Не другой, а один только чин!

Говорят, что в указе так значилось:

Кто Кавказ перевалит служить,

Быть тому с той поры дворянином,

Знать, коллежским асессором быть…

И лежат эти прахи безмолвные

Нарожденных указом дворян…

Так же точно их степь приютила,

Как и спящих грузин и армян!

С тем же самым упорным терпением

Их плывучее время крушит,

И чуть-чуть нагревает их летом,

И чуть-чуть по зиме холодит!

Тот же коршун сидит над гробницами,

Равнодушен к тому, кто в них спит!

Чистит клюв, обагренный добычей,

И за новою зорко следит!

Одинаковы в доле безвременья,

Равноправны, вступивши в покой:

Прометей; и указ, и Колхида,

И коллежский асессор, и Ной…