Первой ласточкой был запах. И не то, чтобы вдруг появился запах другого мужчины: тяжелый запах крема после бритья или запах пота от ее волос. Но ее собственный запах, который всегда был таким нежным, неощутимым, вдруг стал настолько сильным, что начинала кружиться голова. И, кроме того, она стала исчезать — не надолго, на четверть часа, или чуть больше, а потом возвращалась, как ни в чем не бывало. Все рекорды побил один случай, когда она во время ночного выпуска новостей, попросила разменять ей сто шекелей. Он медленно, подозревая все, что угодно, вытащил кошелек и выловил из него две купюры по пятьдесят.

— Спасибо, — сказала она и клюнула его в щеку.

— Пожалуйста, — вернул он ей. — Но скажи, на милость, что это тебе приспичило менять деньги ночью?

— Так просто, незачем, — улыбнулась она, — захотелось просто, — и скрылась на балконе.

При всем при том, они отнюдь не меньше предавались постельным усладам, что, как утверждают, первый признак появления третьего лица. А когда это происходило, то было не менее зажигательно, чем прежде. Она также не просила давать ей больше денег. Известно, что подобные просьбы являются несомненным признаком порчи отношений. Даже напротив, она стала более экономной. Что до разговоров, то она никогда не отличалась особенной разговорчивостью, так что, в сущности, ничего подозрительного не наблюдалось. И, тем не менее, он знал, что есть нечто, какой-то темный секрет. Причем, в такой степени темный, что у нее появилась чернота под ногтями, как в тех фильмах, где в конце оказывается, что твоя жена — шлюха или агент Мосада, или еще что-нибудь эдакое.

Он мог бы начать следить за ней, но решил лучше подождать. Скорее всего, он просто боялся того, что может ему открыться. Покуда однажды не вернулся с работы днем, с приступом головной боли. Он поставил машину прямо у въезда во двор их дома, и тут рядом с ним остановился «Мицубиси», с наклейкой Партии зеленых, и начал сигналить.

— Подвинь-ка машину, ты что, не видишь, что загородил дорогу?

Вообще-то, у входа в его дом, не слишком было что загораживать, но совершенно рефлекторно он сдвинул машину в сторону и дал «Мицубиси» проехать. Выходя из машины, он, несмотря на раскалывавшуюся голову, подумал, что стоило бы проверить, что собирается этот зеленый делать в его дворе. Не прошел он и пары шагов, как посредине их запущенного двора, рядом с тем местом, где когда-то обещал посадить шелковицу, он увидел ее, в грязном синем комбинезоне, с черным шлангом в руке наклоняющуюся к «Мицубиси». Когда он пригляделся, увидел, что шланг тянется к бензонасосу. Рядом с ним виднелся компрессор, а между ними — будочка с вывеской. На вывеске детскими печатными буквами было написано: «Дешевое горючее».

— Полный, полный! — услышал он крик водителя. — Пусть она захлебнется!

На долю секунды он пришел в замешательство. Она стояла к нему спиной и его не видела. В это время насос просигналил, что бак наполнился, и он, как будто очнувшись от дурного сна, сел в автомобиль и, будто ничего не случилось, поехал на работу.

Он не говорил с ней об этом, несмотря на то, что пару раз у него было такое желание. Все молчал и ждал, когда она сама расскажет. Сейчас все вдруг соединилось: запах, грязь, эти краткие исчезновения. Только одной вещи ему так и не удалось понять — почему она не поделилась этим с ним. И сколько бы он не пытался найти этому объяснение, обида его только росла. Есть что-то обидное в том, что твоя любимая открывает за твоей спиной дело. И никакие объяснения или психология ничего не меняют. Ничего не поделаешь, это просто достает, и все тут. Когда в следующий раз она попросила его разменять деньги, он ответил, что у него нечем, хотя его кошелек распух от мелких купюр.

— Я сожалею, — сказал он с притворным участием. — Для чего, ты говорила, тебе надо разменять деньги?

— Так просто, — улыбнулась она, не знаю, вдруг пришло в голову, — и исчезла на балконе.

Шлюха.

Это дело она вела не сама. Был у нее один помощник, араб. Он узнал об этом после небольших наблюдений. Однажды, когда она ушла на рынок, он даже заехал во двор на своем автомобиле, делая вид, что он клиент, и поговорил с Ахи,[3] так этот араб хотел, чтоб его называли, почти как сокращенное Ахмед.

— Хорошая у тебя заправка, — открыто польстил он Ахи.

— Вот уж спасибо, — обрадовался Ахи, — но она не совсем моя. Мы пополам с госпожой.

— Ты женат? — стал он его подлавливать.

— Конечно, — закивал Ахи и принялся вытаскивать из бумажника фотографии детей. И только, когда до него дошло, он остановился и объяснил, что госпожа, с которой у него общее дело, вовсе не его жена, жена у него другая. — Жаль, что моей напарницы сейчас нет, она всегда радостный делает, миланька.

С тех пор он стал частенько бывать на заправке, всегда в ее отсутствие. Они с Ахи даже немного подружились. У Ахи была первая степень по психологии и философии, которую он получил в Хайфском университете. И это не значило, что он лучше понимает этот мир, но, по крайней мере, знает, как называется то, чего он не понимает.

— Скажи, — спросил он однажды Ахи, — если бы ты узнал, что кто-то близкий скрывает от тебя нечто, нет, не изменяет, но, все-таки, утаивает, чтоб ты сделал?

— Я думаю, ничего.

— Вот это да! — сказал он. — Но почему?

— Потому, что просто не знал бы, что делать, — ответил Ахи, не

задумываясь, как отвечают на элементарный вопрос.

Прошло несколько лет, и у них родился ребенок, даже два, близнецы. В конце беременности на заправке была прорва работы, и он по секрету помогал Ахи. Близнецы тоже были миланьки, и, к тому же потрясающие активисты. Когда подросли, они начали драться, и даже очень. Но было понятно, что они страшно любят друг друга. Когда им было около девяти, один выбил другому глаз, и они перестали быть неотличимы.

Иногда он жалел, что не посадил шелковицу, тогда, когда обещал. Ведь дети любят лазать по деревьям, да и ягоды тоже. Но он никогда не вспоминал об этом. Вообще, он уже больше не сердился на нее, и всегда разменивал ей, когда было чем, не задавая вопросов.

Шесть месяцев тому назад в неком убогом городке около Остина, штат Техас, Амир Добровольский убил семидесятилетнего священника и его жену. Добровольский расстрелял их в упор, когда они спали. До сих пор не известно, как он вошел в квартиру, но, по всей видимости, у него был ключ. Выглядит эта история донельзя странно: молодой парень, без уголовного прошлого, отслуживший в армейской разведке, встает однажды утром и посылает пулю в лоб двум людям, которых никогда не знал, и все это в какой-то забитой дыре в Техасе. И зовут его к тому же Добровольский. Вечером, когда об этом сообщили в новостях, я был с Альмой в кино и ничего не слышал. Потом, в кровати, в разгаре постельных утех, она вдруг начала плакать, и я тотчас остановился, думая, что ей больно, но она велела продолжать, а то, что она плачет, на самом деле, очень хороший признак.

Обвинение утверждало, что Добровольский получил тридцать тысяч долларов за убийство, и все это дело связано с какой-то местной заварушкой вокруг наследства. Пятьдесят лет тому назад, тот факт, что священник и его жена — чернокожие, был бы ему только на руку, но сегодня все ровно наоборот. Кроме того, против него работало еще и то, что старик был священником. Адвокат же заявил, что если Добровольского признают виновным, он вынужден будет просить об отбывании наказания на родине заключенного, в Израиле. Ибо, принимая во внимание количество негров, сидящих в американских тюрьмах, за его жизнь здесь нельзя будет дать и спитого пакетика чая. Однако обвинение заверило, что Добровольский закончит свои дни значительно раньше, ибо Техас — один из немногих штатов в Америке, где до сих пор существует смертная казнь.