Тем временем младший сын крестьянина, не жалея сил, под присмотром Таро вычистил и накормил лошадей. Конечно, у них не нашлось подходящего корма для столь породистых животных, потому мальчик сбегал в деревню и выпросил у старосты сена. Он вернулся с пятидесятифунтовым тюком на плечах. Жаль, что старшего брата, Синити, нет дома – он бы помог. Но Синити месяцем раньше забрали в армию князя Гэйхо. Кто знает, где он сейчас и когда вернется домой… Война приближается. Все так говорят. Война с чужеземцами. Война между сторонниками сёгуна и его противниками. Две войны сразу: внутренняя и против внешних врагов. Умрет множество людей – тысячи, десятки тысяч, может, даже миллионы. Возможно, Синити безопаснее будет в армии, чем здесь, на крестьянском подворье. Тут из дома вышел Гэндзи. Мальчик рухнул на землю и уткнулся лицом в грязь.

Хидё и Симода стояли на страже у входа в купальню. В купальне Гэндзи обнаружил жену и дочь хозяина дома. Они тоже застыли в земном поклоне, трясясь от страха. Будь на месте Гэндзи демон из преисподней, они и то не были бы напуганы сильнее. Хотя, если так подумать, чем для крестьянина знатный господин отличается от демона?

Гэндзи услышал, как одна из женщин тихо всхлипнула. Даже не глядя, он понял, что это была мать. Она думала, что господин пожелает, чтобы ему помогали при купании, заметит, какая красивая у них дочь, и потребует ее себе на ложе. Это – если он по характеру терпелив. Если же нет, он может взять девушку прямо здесь, на полу, даже не вы– Можете идти, – сказал Гэндзи. – Я предпочитаю мыться в одиночестве.

– Да, господин! – отозвалась мать, а мгновением спустя дочь эхом повторила ее слова.

Так и не встав с колен, женщины пятясь покинули купальню.

Поздно ночью, собравшись в сарайчике, семейство принялось обсуждать завернувшего к ним высокородного гостя.

– Должно быть, это столичный придворный, – шепотом сказал крестьянин. – Слишком уж он утонченный для воина.

– Но кони у них боевые, – возразил сын. – Они едва-едва терпели меня рядом с собой. Если б тот бритоголовый самурай не присматривал за ними, они могли бы меня вовсе затоптать, пока я их чистил и кормил.

– Может, они едут в армию к князю Гэйхо, – сказала мать. – Хорошо бы! Чем больше людей будет у князя, тем меньше опасностей будет грозить нашему Синити.

И она принялась мысленно повторять мантры, обращенные к будде Амида, шевеля пальцами, как будто у нее в руках по-прежнему были ее драгоценные четки из сандалового дерева. Женщине недоставало их – но пусть уж они лучше будут там, где они сейчас. Священный талисман висел нынче на шее ее первенца, Синити. Четки непременно оборонят его от всякого зла, привлекут к нему добро и сберегут ее мальчика. Синити было всего шестнадцать, и он впервые покинул дом.

– Может, и так, – согласился глава семейства. – От молодого господина большого толка в битве не будет. Но его люди на вид сильные.

– А может, это какой-нибудь принц? – сказала дочь. – Он такой красивый!

– Тихо! – прикрикнул на нее отец и наугад отвесил оплеуху. Попал, невзирая на темноту. Девушка ойкнула.– Что утром ты и носа не высовывай из сарая, пока они не уедут!

Но четверо гостей ускакали еще до рассвета. Вернувшись в дом, крестьянин обнаружил на скромном алтаре предков аккуратно свернутый шарф из шафранового шелка. На следующей неделе он отнес шарф в Эдо и обнаружил, что тот стоит больше, чем его доля урожая за прошлый год.

Гэндзи и его люди взяли в дорогу выносливых лошадей и гнали их во весь опор. Если они сохранят скорость, то к полудню доберутся до монастыря Мусиндо. Им удалось пересечь почти всю провинцию Ёсино, ни разу не столкнувшись с войсками Гэйхо. За следующей рекой начинались владения друга Гэндзи, Хиромицу, князя Ямакавы. Еще один человек, которого Гэндзи вряд ли узнал бы в лицо. Хиромицу был его другом в том же самом смысле и по той же самой причине, по которой Гэйхо считался врагом. Далекий предок Хиромицу тоже оказался под Сэкигаха-рой на стороне проигравших.

Сделав последний поворот, уже возле самой границы, путники внезапно натолкнулись на пятерых конных самураев, возглавлявших колонну из сорока копейщиков. Этот отряд, как и те воины, которых видел Таро, двигался на юг.

Гэндзи придержал коня, давая солдатам время отойти к краю дороги. Хотя на одеяниях его не было герба и ехал он без знамени, все – одежда, породистый конь, поведение его спутников – выдавало в нем знатного господина. Обычай требовал, чтобы эти простолюдины – да и самураи, уступавшие ему знатностью, – посторонились и пропустили их.

Но они и не подумали сделать это. Их предводитель крикнул:

– А ну, прочь с дороги!

Гэндзи натянул поводья, вынудив коня остановиться. Заметь он этот отряд пораньше, он велел бы своим людям спрятаться. Они переждали бы, пока солдаты пройдут, и двинулись дальше. Но теперь было поздно. Он не мог уступить дорогу столь низкородным тупицам, не нанеся ущерба своей чести. Ему оставалось лишь стоять и ждать, пока препятствие не будет устранено.

Хидё пришпорил своего коня и подъехал вплотную к вражескому предводителю.

– Благородный господин, путешествующий инкогнито, оказывает вам честь своим присутствием и желает проехать! – заявил он.

Самурай расхохотался.

– Благородный господин? Не вижу здесь никакого благородного господина! Передо мною – лишь четверо бродяг, заляпанных грязью! Прочь с дороги! Мы выполняем приказ князя Гэйхо и имеем право пройти первыми!

– Да как ты смеешь?! – вспыхнул Хидё. – Ты что, не в состоянии узнать знатного господина?

– Господин господину рознь. – Фыркнув, самурай положил руку на рукоять двуствольного кремневого пистолета, торчащую у него из-за пояса. – Времена меняются. Сильный возвышается. А выродившиеся останки прошлого будут сметены прочь.

Дальнейшее произошло в мгновение ока.

Хидё не произнес больше ни единого слова. Молния клинка, полыхнув, прочертила полосу от левой стороны шеи до правой подмышки вражеского предводителя. Мгновением спустя туловище наглого самурая развалилось надвое, и во все стороны брызнула кровь.

Второй самурай потянулся за мечом. Но прежде, чем он успел извлечь клинок из ножен хоть на дюйм, пущенная Симодой стрела вошла ему в сердце, и он тоже рухнул на землю.

Таро выхватил меч и, держа его чуть на отлете, пришпорил коня и с боевым кличем ринулся на вражеский отряд.

Третий самурай взмахнул мечом и выкрикнул:

– Боевое построение! Боево!..

Он вцепился в древко стрелы, расцветшей вдруг у него в горле, словно диковинный цветок, выронил меч и рухнул с коня.

Строй копейщиков тут же рассыпался. Солдаты побросали оружие и с перепуганными воплями ринулись наутек. Большинство припустило к лесу. Менее сообразительные развернулись и побежали вдоль дороги. Вот за ними и погнался Таро. Он проскакал прямо через них, размахивая мечом направо и налево. И там, где он промчался, грязь превратилась в кровавое месиво.

Еще один самурай попытался скрыться и получил стрелу в спину.

Хидё проломил слабую защиту последнего всадника и располосовал ему яремную вену.

Таро развернулся и помчался обратно. Последний солдат вскинул руки, словно пытаясь защититься от смерти, – и с криком повалился на землю.

Гэндзи вздохнул. Все было закончено. Он двинул коня вперед, стараясь не наступать на валяющиеся на дороге тела. Столько жизней загублено впустую! И из-за чего? Из-за нарушенного этикета? Из-за узкой дороги? Из-за случайностей истории? Гэндзи был твердо уверен: в грядущем мире не будет места подобному бессмысленному насилию. Не должно быть.

Симода взглянул на первого покойника и повернулся к Хидё:

– Что он такого сказал, отчего ты зарубил его на месте?

– Он сказал: «Времена меняются». И еще оскорбительно выразился насчет «останков прошлого».

– Времена не меняются, – возразил Симода. – Они портятся. Чтоб низкородные вели себя так заносчиво!.. Каких-нибудь семь лет назад такого просто не могло бы произойти.