— Согласен, — кивнул Роб. — Давно пора.

Отряд Дугласа разбил лагерь около неширокой, но бурной реки Уэр, змеившейся среди торфяников и невысоких, поросших вереском холмов. Дождь прекратился, но грязи по-прежнему было по щиколотку, а в воздухе пахло сыростью. Не успели горцы разжечь костры и обсушиться, как со стороны передового охранения прискакал гонец и сообщил, что с юга на них движется конный отряд под штандартом графа Уэйкфилда численностью примерно в триста копий. Закончив доклад, гонец вытер тыльной стороной руки потное, испачканное грязью лицо, но только еще хуже размазал по нему грязь. Уэйкфилд подходит! Роб, который находился на военном совете, возглавляемом лордом Дугласом, испытал при этом известии приятное возбуждение. Весь день шотландцы предавали владения графа огню и мечу, вытаптывали его поля и грабили его фермеров и арендаторов, отбирая у них деньги, одежду и уводя скот. И все это время они ждали, что граф против них выступит. И он наконец выступил.

— Если верить этому парню, дружина графа превосходит нас числом, — озабоченно произнес сэр Алек Айлз. — Человек эдак на сто.

Забрызганный грязью с ног до головы гонец переступил с ноги на ногу и, переведя взгляд с сэра Алека на Дугласа, сказал:

— У графа отборная конница. Только рыцари и латники. Ни одного пехотинца-йомена.

— Правда? — расхохотался Дуглас. — Ну и что теперь прикажешь нам делать? Встретить господ английских рыцарей с распростертыми объятиями и угостить вином или же приветствовать их по старинке — мечом и копьем?

Нечего и говорить, что военный совет единодушно постановил атаковать и разбить графа Уэйкфилда. Дуглас построил конницу в три колонны, выдвинув центральную вперед, а фланговые чуть оттянув к тылу, и приказал атаковать противника, не давая ему ни минуты передышки. Это была его излюбленная тактика, которую можно охарактеризовать тремя словами: «бей и беги». Дуглас ставил перед своими воинами задачу беспрерывными наскоками измотать противника и нанести ему наибольшие потери при минимуме своих. При малейшей попытке противника напасть превосходящими силами шотландцы должны рассыпать строй и отступить — с тем чтобы чуть позже собраться в другом месте и снова устремиться на врага в атаку. Горцы не давали англичанам покоя остаток дня и всю ночь, так что рыцари Уэйкфилда, опасавшиеся внезапного нападения, вынуждены были простоять в строю все темное время суток, не слезая с коней и не снимая доспехов. Однако с первым рассветным лучом они двинулись в наступление, полные решимости покончить с врагом одним ударом. Роб стоял на холме и наблюдал за движением противника. Поскольку рельеф местности не позволял англичанам наступать сомкнутым строем, они вынуждены были разделиться на две колонны. Роб решил, что так их будет даже легче разбить, и подал сигнал к атаке. Его отряд, состоявший из тридцати всадников — частично его собственных вассалов, частично вассалов сэра Алека, — вылетел из под леска и стал ездить кругами на некотором расстоянии от одной из колонн. Временами от колонны отделялись группки англичан и устремлялись на шотландцев в атаку. Те, уклоняясь от боя, отступали, заманивая неприятеля под удар главных сил, которыми командовал Дуглас. Когда обе вражеские колонны, состоявшие из тяжеловооруженных всадников, утомленных бессонной ночью и потерявших боевой дух вследствие многочисленных беспорядочных стычек, втянулись в узкую долину, горцы набросились на них со всех сторон и взяли в тиски. По всей линии закипело ожесточенное сражение. Роб бился в первых рядах, безостановочно нанося удары мечом и уклоняясь от ударов врага. Вокруг лилась кровь, звенело оружие, слышалось ржание коней и стоны умирающих. Привычный к сражениям лэрд Гленлиона, пренебрегая опасностью, как одержимый продолжал пробиваться сквозь неприятельский строй, сбивая на землю своим огромным мечом одного за другим вражеских латников. Сражение было скоротечным, но кровавым и завершилось полным разгромом врага. Половину англичан шотландцы порубили, остальных взяли в плен.

— Мы отберем у господ рыцарей деньги, коней и вооружение, после чего отпустим на все четыре стороны, — с ухмылкой сказал Дуглас, подъезжая к своим людям. — Пусть отправляются домой пешком и благословляют нашу доброту.

Один из пленных рыцарей, окровавленный, но с дерзким взглядом, крикнул:

— Пусть дьявол вас благословляет! А тебе, Черный Дуглас, я желаю побыстрее отправиться в ад. И не забудь прихватить с собой своих голоногих горцев. Им там самое место.

Удивленный Дуглас дал шпоры коню, подскакал к толпе пленников и всмотрелся в лицо дерзкого воина, осыпавшего его проклятиями. Тот держал свой помятый шлем на сгибе локтя, позолоченные латы были проломлены во многих местах и испачканы кровью; кровь запеклась также на его светлых волосах и гербовой куртке без рукавов, надетой поверх доспехов. Рассмотрев герб, вышитый у него на груди, Дуглас воскликнул:

— А ведь я тебя знаю! Ты — сын графа Уэйкфилда! Молодой человек мрачно кивнул:

— Да, я его сын.

— Коли так, хочу поставить тебя в известность, что на нашей стороне воюет твой родственник. Подойди сюда, Гленлион, познакомься со своим шурином!

— Значит, Гленлион разбойничает вместе с вами? — прищурившись, спросил Уэйкфилд.

— С нами, с нами — можешь, не сомневаться. И стоит в какой-нибудь дюжине ярдов от тебя.

Ах, Дуглас, Дуглас! Чтоб тебя черти взяли — тебя и твое так называемое чувство юмора, подумал Роб, услышав слова командира. Вложив в ножны окровавленный меч, он вышел из строя, подошел к пленникам и холодно посмотрел на Уэйкфилда-младшего, который ответил ему полыхнувшим яростью взглядом зеленых, как у Джудит, глаз.

— Не рано ли ты начал шутить, милорд? Да еще на такую щекотливую тему… — процедил сквозь зубы Роб, повернувшись к Дугласу. Тот расхохотался.

— Рано или поздно Уэйкфилд все равно бы узнал. Так почему не сказать ему об этом сегодня?

— Верните мне мой меч, — пробурчал Уэйкфилд. — Тут дело чести, которое мне хотелось бы уладить, не сходя с места.

Роб, взглянув на его упрямо вздернутый подбородок, отметил про себя, что Уэйкфилд-младший очень похож на Джудит; даже манера вскидывать в гневе голову была точно такая же.

— Ты в плену, и меча я тебе не дам, — наставительно сказал Дуглас, а потом, перегнувшись с лошади, прошептал Робу на ухо: — Сходство просто поразительное. Ты не находишь? — Его голос прерывался от едва сдерживаемого смеха.

— Гореть тебе за твои шутки в аду, Джеймс Дуглас, — бросил Роб без особой злости. Злиться на Дугласа было бесполезно. Упрекам Роба, как и проклятиям Уэйкфилда, он особого значения не придавал.

— Назови свое имя, молодой Уэйкфилд, — обратился Дуглас к англичанину. — Чтобы мы знали, чье вооружение, штандарт и коня захватили.

— Меня зовут сэр Пейтон Лэнгдон, — презрительно оттопырив губу произнес англичанин, наградив Дугласа яростным взглядом.

— Сэр Пейтон, значит? Очень приятно. Желаешь ли ты узнать, как поживает твоя златокудрая сестричка?

Некоторое время англичанин молчал, поигрывая желваками на скулах. Потом наконец кивнул и с иронией в голосе произнес:

— В общем-то я не прочь поподробнее разузнать о ее судьбе. Какие только слухи о ней не ходят. Говорят даже, что она сожительствует с неким дьявольским горцем.

— Неужели с горцем? — со смехом переспросил Черный Дуглас, придержав нетерпеливо переступавшего с ноги на ногу жеребца. Окружившие сэра Пейтона шотландцы вслед за начальником тоже стали хмыкать и посмеиваться.

Тогда Роб коротко, но веско сказал:

— Твоя сестра в безопасности, сэр Пейтон.

— Но в руках шотландца, не так ли? Роба захлестнул гнев.

— Ты тоже в руках шотландцев, но пока тебя никто и пальцем не тронул. А уж если ты считаешь шотландцев варварами, незачем было отсылать сестру в замок Каддел.

— Будь на то моя воля, сестра осталась бы в Англии, — прорычал англичанин. — А ты, шотландец, будь у тебя хоть капля чести, должен был бы всемерно способствовать ее возвращению в лоно семьи.