– И как вам нравится то, что вы видите? – Словно нечистая сила подзуживала Кейна дразнить ее. И ему это вполне удавалось. Его усмешка просто бесила Ванессу.

– Если бы мне понадобился напыщенный болван, то я могла бы вами заинтересоваться.

Он расхохотался.

– Леди, да у вас просто талант уничтожать мужчин! Вы так успешно втоптали в грязь гордость молодого драчуна. Он никогда не забудет, как вы высмеяли его на глазах его дружков и прочей публики. Ваш язычок жалит, как укус скорпиона. Однако все остальное в вас довольно мило. Правда, меня не перестает мучить вопрос, что скрывается под этим капором.

– Я очень рекомендую вам, мистер, убираться отсюда ко всем чертям.

Она прошла к фургону, взобралась на колесо, пошарила под облучком и вытащила двустволку. Не глядя, взвела курок и прицелилась. При этом действовала так уверенно, словно родилась с этим ружьем в обнимку.

Прежде чем пожать плечами, Кейн снова окунулся в глубину рассерженных голубых глаз.

– Вы и ваш… двуствольный приятель убедили меня. Мэм, – поклонился он пожилой женщине, – кажется, у нее начисто отсутствует чувство юмора.

Он вежливо коснулся кончиками пальцев шляпы, бросил насмешливый взгляд на воительницу с ружьем и удалился небрежной походкой.

Ванесса подождала, пока незнакомец перейдет через рельсы и направится в сторону гостиницы, и лишь тогда выпустила двустволку из рук.

– Почему вы не припугнули их ружьем, когда этот наглый юнец начал приставать к Генри, тетя Элли?

– Меня здесь не было. Я относила пакет с пирожками той бедняжке, которая приходила вчера с целым выводком малышей…

– Тетя! Мы не сможем накормить всех, кто вызывает жалость, – с нежным укором сказала Ванесса. А затем с чувством произнесла: – Это самое паршивое место из всех, где мы побывали! Господи, как же я буду рада уехать отсюда! Глаза бы мои всего этого не видели!

– Полностью согласна с тобой, дорогая. Кажется, что чем дальше на запад мы забираемся, тем больше дичают люди.

Ванесса сделала несколько шагов и взглянула на здоровяка-блондина, который так и сидел, обхватив голову руками.

– С тобой все в порядке, Генри?

Его спрятавшиеся за густыми длинными ресницами синие глаза блестели от слез. Один из них распух и едва открывался, а на носу запеклась кровь. Мягкие светлые волосы нимбом обрамляли его крупную голову. Ванесса убрала несколько прядей с его лба и нежно погладила по щеке.

– Мне так жаль, Генри, что меня здесь не было, – прошептала она.

– Я совсем не умею драться, Ван.

– Я знаю.

– Я не понимал, что делать. Мне вовсе не хотелось поранить его.

Ванесса знала своего двоюродного брата Генри всю жизнь. И всю жизнь старалась защищать его. Они родились с разницей в полгода. Генри, добрая душа, никогда, даже в гневе, не смог бы поднять на кого-либо руку. Вот Ванесса и пыталась по возможности защитить его от бед.

– Магазин продал несколько твоих арапников, – сказала она, просияв. – Ты только взгляни на эти денежки!

Она оттянула карман, чтобы он смог заглянуть туда. Его разбитые губы задрожали.

– Это все, на что я гожусь – делать арапники.

– Не смей так говорить, Генри Хилл! Уж и не знаю, что бы я и тетя Элли делали без тебя! Именно благодаря тебе у нас опять есть деньги. Вот, возьми!

Она протянула ему серебряный доллар.

– А теперь умойся и пойди напои мулов.

– Как ты думаешь, они вернутся?

– Пусть только посмеют, и я познакомлю их задницы с дробью! – решительно заявила Ванесса.

Она стояла, и Генри тоже поднялся. Хотя она по всем меркам была высокой девушкой, он башней возвышался над ней. Генри постарался растянуть распухшие губы в улыбке, но полные тревоги глаза ясно говорили, что ему совсем не до шуток.

– Тебе хотелось бы посмотреть, как мне это удастся? – поддразнила она. – Ну-ка займись делом, нечего тут рассиживаться!

Ванесса с любовью смотрела ему вслед. Он был великолепно сложен, высокий, стройный, с широкими плечами и узкими бедрами. Пока Генри молчал, никто и не догадывался, что он наивен, как дитя. Ванесса любила его, словно он был ее собственным ребенком. Из-за этой любви тете Элли и удалось уговорить Ванессу поехать в Колорадо к родному дяде Генри, который, как верилось Элли, позаботится о нем.

Они пробыли в Додж-Сити уже три дня, и, по мнению Ванессы, это было ровно на три дня дольше, чем следовало бы.

Такое кошмарное место и в страшном сне не привидится! Ферма, на которой она выросла и прожила всю жизнь, за исключением трех последних месяцев, казалось, находилась в другом измерении. Временами она испытывала такие приступы тоски по дому, что боялась от этого умереть. Но возвращаться было уже некуда. Крошечная ферма в окрестностях Спрингфилда была продана, а деньги надежно спрятаны. Они пригодятся им на новом месте, надо ведь будет там обосноваться, открыть свое дело. А в дороге им хватало того, что они выручали от продажи пирожков. Еще они продавали арапники, которые делал Генри, и закупали на вырученные деньги провизию для следующего отрезка пути.

Если честно, то Ванесса тосковала лишь по родным местам, где все знакомо до мелочей, а вовсе не по Спрингфилду. Ведь если поразмыслить, то как раз его жители и не были добры к ее возвратившемуся с войны отцу. Перед тем как уйти на войну, он был изумительным врачом. Но память о залитых кровью полях сражения и буднях армейского госпиталя сводила его с ума. Он запил, и к нему стали обращаться за помощью лишь тогда, когда больше некого было позвать. Да и тогда чаще обращались к Ванессе, которая успела у отца многому научиться. А потом он умер.

Ванесса прислонилась к стенке фургона и поглядела на свою тетю. Мужчины через рельсы цепочкой тянулись к импровизированному прилавку, и Элли с улыбкой вручала им пирожки и получала деньги. Покупатели снимали шляпы, многократно благодарили ее, платили деньги и уходили, с удовольствием жуя.

Элли Хилл заменила Ванессе мать, умершую, когда Ванесса была еще младенцем. Элли тогда вместе с сыном просто переехала в дом отца Ванессы и с тех пор заботилась о ней. Отец Генри и тетя Элли поженились в Спрингфилде, а потом он возвратился в Чикаго, пообещав, что приедет за ней. И пропал. Элли ничего о нем не слышала, пока через несколько лет не пришло письмо от его брата, сообщавшего, что он погиб, спасая ребенка от взбесившихся лошадей. Элли чтила память об умершем муже. У нее остался крошечный снимок с его изображением, на который она любила смотреть. Когда она доставала карточку, письмо от брата своего мужа и свидетельство о браке, Ванесса понимала, что тетя опять загрустила и вспоминает свой единственный месяц счастья с любимым.

А вот и Генри – притащил воду для мулов. Животные обожали Генри, маленькие дети тоже любили его. А вот у взрослых мужчин не хватало терпения, чтобы общаться с ним: он был тугодум. Но Генри мог быть отличным помощником в любой работе, если ему четко объяснить, что надо сделать. Правда, за ним требовался глаз да глаз, как за малым ребенком, чье любопытство порой перевешивало здравый смысл. Недаром тетя Элли вся извелась от тревоги, думая, как он станет жить, когда ее не будет рядом. Но она считала несправедливым взвалить подобную ответственность на плечи Ванессы. Она и так была убеждена, что именно из-за них с Генри Ванесса не вышла замуж за богатого и красивого Мартина Макканна. Он перестал ухаживать за ней, сказав, что, как он выразился, ему нужна жена, не связанная по рукам и ногам старухой и идиотом. Ванесса вздохнула. Тетя Элли не верила, но ее просто тошнило от Мартина Макканна. Она не вышла бы за него замуж, даже если бы он был единственным мужчиной на Земле. Так или иначе их отношения прекратились, и в голове тети Элли зародилась идея отправиться в Колорадо, чтобы быть поближе к дяде Генри. И следует признать, что Ванесса, будучи по природе своей склонна к авантюре, с радостью поддержала этот план.

Возможность отправиться в путешествие представилась им гораздо раньше, чем кто-либо ожидал. На их ферму как-то попросился на постой человек. Он объяснил, что он медик, знает, что болен и болезнь неизлечима, и жить ему осталось всего несколько месяцев. Если бы они взяли на себя труд поухаживать за ним, то он оставил бы им за это в наследство отличный фургон и пару сильных мулов. А фургон у него был всем на зависть, из легкой древесины, компактный и уютный, с двумя спальными лавками по бокам. Маленькая печурка отапливала его зимой, а специальное отверстие в потолке проветривало его летом. Это был чудесный фургон, служивший своему хозяину домом уже четыре года. Старик прожил всего шесть недель и умер. А уже весной они продали ферму и отправились в путь.