— Тебя что-то тревожит? Чего-то боишься?

Дун мог бы ответить: «Да, отец. Меня тревожит, что наш мэр присваивает вещи, в которых нуждаются все остальные. Да, я боюсь, что в один прекрасный день свет погаснет навсегда. Почти постоянно меня гнетут тревога и страх, но в последнее время я полон надежд, потому что я думаю, что выход есть и что мы с Линой Мэйфлит, может быть, сможем его найти. И вот я прокручиваю все это в голове и поэтому никак не могу заснуть».

Он мог бы рассказать своему отцу все, что угодно. Отец подошел бы к делу с великим энтузиазмом. Он помог бы им расшифровать «Правила» и изобличить мэра; он, наверное, даже спустился бы с ним в трубопроводы и помог отыскать камень, помеченный буквой «Э». Но Дун не хотел ни с кем делиться. Завтра стражи объявят на площади, что один бдительный молодой человек раскрыл преступление, совершенное мэром, и отец Дуна, слушая это объявление вместе со всеми остальными горожанами, обернется к соседу и скажет: «Это о моем сыне они говорят! О моем сыне!»

Так что на вопрос отца он ответил просто:

— Нет, папа, я в порядке.

— Что ж, тогда попробуй полежать тихонько, и заснешь, — посоветовал отец, закрывая дверь. — Спокойной ночи, сынок.

Дун до самого подбородка укутался в одеяло и закрыл глаза, но все еще не мог заснуть.

Тогда он решил испробовать способ, который часто ему помогал. Он выбирал какое-нибудь место, которое хорошо знал, — например, школу — и представлял себе, как идет по ней, видя классы и коридоры в мельчайших деталях. Иногда его мысли рассеивались, но он усилием воли снова и снова заставлял себя вернуться к воображаемой прогулке и довольно быстро уставал и засыпал. На этот раз он попытался представить туннели, которые он так тщательно исследовал. Он воображал со всей ясностью, на которую был способен, все, что видел в своих подземных владениях: длинную лестницу, трубы, дверь, тропу вдоль реки, скалы вдоль тропы. Он почувствовал, как сон подбирается все ближе, конечности его налились тяжестью, но в ту секунду, когда он уже готов был провалиться в сон, он вдруг увидел мысленным взором складчатые скалы на западной границе Труб — скалы, чьи прихотливые гребни и морщины всегда напоминали ему какую-то тайнопись. Сна как не бывало, и Дун оставил попытки забыться и пролежал остаток ночи с открытыми глазами и с сильно бьющимся сердцем.