Время было не очень позднее, стоянка «ДК» полна машин, но не забита до отказа. Я припарковался в глубине, закрыл свою «Гео» и направился к бетонной лестнице.
Я не заметил, что он стоит в тени здания, в кустах возле лестницы. Но услышал его голос, когда моя рука коснулась перил.
― Где она? ― спросил голос из темноты. Сиплый, как у актеров, игравших в старых радиоспектаклях злодеев и крутых шерифов. А может быть, просто Фло и Эд Фэйринг настроили меня на волну вестернов.
Я остановился и посмотрел туда, откуда шел голос.
Он вышел из тени. Высокого роста, в сапогах, старых потертых джинсах и белой в зеленую полоску рубашке с короткими рукавами. Длинные темные волосы завязаны в хвост. Очень хорош собой и очень опасен ― таково было мое первое впечатление. Некоторым женщинам, может быть даже очень многим, нравится такой тип. Большинству мужчин ― нет.
Руки его были пусты, но кулаки сжаты.
Кто этот человек, сомневаться не приходилось.
― Где Адель? ― спросил я.
Дуайт Хэндфорд находился не больше чем в трех ярдах от меня и медленно приближался. Я повернулся к нему лицом. При том, что я стоял на второй ступеньке лестницы, наши головы были точно на одном уровне. Даже в сумерках я мог видеть, что у него бегающие глаза серо-голубого цвета.
― Ты ведь макаронник? ― спросил он.
― А ты деревенщина, ― ответил я.
― Хорошее начало разговора.
Он подошел ближе. Между нами оставалось уже меньше ярда.
― Итальяносы понимают только кулаки.
― А крестьяне умеют ими размахивать, ― сказал я.
― Я вовсе не дурак, даго, ― сказал он. ― Я поддам тебе ровно настолько, чтобы ты понял, что я не шучу. А потом ты скажешь мне, где Берил. Я увижусь с ней и сделаю так, что она уедет из города. А ты перестанешь искать Адель и задавать вопросы.
― Откуда ты знаешь, что я ищу тебя? ― спросил я.
― Ты спрашивал очень у многих, ― ответил он, приблизив свое лицо к моему. ― Где она?
― А если я не скажу, ты меня убьешь? ― спросил я.
― Может быть.
― Так вот, я не скажу, ― проговорил я.
Он пристально посмотрел мне в глаза:
― Ты не боишься.
― Нет.
― А почему?
― Тебе не понять. Наверное, я сам не знаю. Иногда мне кажется, что я приехал сюда, чтобы сидеть в кресле, смотреть, старые кассеты, обедать в «ДК» и умирать.
― Ты законченный идиот.
― Не знаю. Я думал об этом. Вообще-то вряд ли, но, может быть, ты и прав. Думаю, что на самом деле все гораздо сложнее.
― Посмотрим, ― произнес Хэндфорд, ударяя меня правым кулаком в живот.
Я начал падать, держась за перила. То, что было у меня в желудке, чуть не выплеснулось наружу. Он метил мне под дых, но слегка промахнулся.
― Где Берил? ― спросил он опять. ― Я неглупый парень. Я только хочу, чтобы меня оставили в покое. И чтобы Адель оставили в покое. Она моя, и я оставлю ее у себя и буду заботиться о ней сам.
― Ты сильно о ней позаботился, ― проговорил я, оседая на ступеньки и отпуская перила, чтобы схватиться за живот. ― Она уже торгует собой на Трэйле.
Он стоял надо мной, уперев руки в бока, и качал головой.
― Для тебя все очень просто, ― сказал он. ― Ты же ни черта не знаешь!
Я кивнул. Говорить как-то не хотелось.
― Тогда я скажу, ― продолжал он. ― Весь смысл в том, чтобы оставаться в живых и делать то, что хочется, не попадаясь в лапы закона. Человек живет, потом подыхает, и нет над ним никакого Бога. Ты понял?
Я снова кивнул.
― А то, что козлы вроде тебя говорят, что я делаю нехорошо, ничего не меняет. Это все дерьмо собачье. Если бы Бог не хотел, чтобы я делал то, что делаю, он бы давно отправил меня к чертям.
― Приятно, когда тебя лупит блестящий философ, хоть и маньяк, ― сказал я, с трудом удерживая рвоту.
― Макаронина, ― сказал он, ― в последний раз тебя спрашиваю: где Берил? Отвечай быстро и говори правду, если не соскучился по больничной койке ― в лучшем случае. Ты читал «Конюшню Лониган»?
― Нет, ― ответил я.
― Там описано как раз то, что я собираюсь с тобой сделать. Если протянешь до утра, найди и почитай.
Собрав последние силы, я вскочил и ударил его головой в лицо. Он с мычанием покачнулся, а меня опять бросило на ступеньки. Я хотел бежать в сторону «ДК», но оказалось, что ноги меня не слушаются. Хэндфорд сделал движение в мою сторону. Чтобы предвидеть, что произойдет через секунду, богатого воображения не требовалось.
Но ничего не произошло, потому что из-за моей машины вышел какой-то человек. Дуайт Хэндфорд остановился. Человек направлялся к нам. У него была фигура борца, низкого круглого борца. Он был почти лыс и имел скучающий вид. На нем были брюки, спортивная куртка и белая рубашка без галстука.
― Гуляй отсюда, ― сказал ему Хэндфорд.
Человек в спортивной куртке подошел еще ближе.
― У нас с итальяшкой свои дела, ― сказал Хэндфорд. ― Семейные разборки, как в кино по телику. Знаешь такое слово? Се-мей-ные.
Из носа у Хэндфорда лилась ручьем кровь, но он даже не подносил руки к лицу.
― Я тоже итальянец, ― сказал подошедший. ― И я не люблю, когда нас называют нехорошими словами.
― Гуляй отсюда, ― повторил Хэндфорд сквозь зубы.
― Гулять будешь ты, ― отвечал мужчина, ― или я разнесу тебе башку.
С этими словами он вытащил пистолет.
― Да кто ж ты такой? ― спросил Хэндфорд.
― Я дядя с большой пушкой, ― ответил мужчина. ― И если ты сделаешь шаг в сторону Фонески, с яйцами можешь проститься. А еще лучше ― сделай шаг ко мне. Если не хочешь неприятностей, делай так: назад, в темноту, и к черту.
― Нет, браток, ты не выстрелишь, ― отвечал Хэндфорд, не трогаясь, однако, с места.
― Да, хлопот не оберешься, ― сказал человек, ― но ты мне сильно не нравишься. Так что убирайся-ка ты, пока нос еще цел, или тебе конец. Я все сказал и уже начинаю скучать.
Хэндфорд посмотрел на меня. Взгляд его обещал, что мы с ним еще встретимся. После этого он с тем же выражением посмотрел на человека с пистолетом.
― В следующий раз, как я тебя увижу, ― сказал он, ― у тебя может не быть пушки.
― Если не будет, тогда пожалей себя, потому что я просто сверну тебе шею. Кончай концерт и проваливай.
Хэндфорд ушел в кусты. Было слышно, как он быстро удаляется. Несколько секунд я смотрел в темноту, потом повернулся к незнакомцу ― но он также исчез.