Не надо объяснять, что конкурс выиграли те ученики, которые имели репетиторов, среди них – почти 100% еврейских детей. Способные от природы да еще натасканные репетиторами, они доминировали. В какой-то момент директор школы спохватился и, почти как директор Демидовского лицея, полетел в Гороно. Ответ соответствовал духу времени: "отдавать предпочтение детям рабочих и крестьян (?)" – правда, последних в Питере отыскать было сложно. Этот первый набор был черноглазым, курчавым, с нестандартными носами. Позднее приняли Соломоново решение: в каждом районе города открыли математическую школу, намного разбавив таким образом концентрацию черноглазых и курчавых, ибо они устремились в эти школы.

Дочь моего шефа Аркадия Борисовича П. (о, мои любимые и нелюбимые шефы – о них надо писать отдельно!) Марина была круглой отличницей, победительницей математических и физических олимпиад, но беспокойный родитель попросил меня "подстраховать" дитя при приеме в ту самую школу "со львами". Мое вмешательство не потребовалось, Марину приняли одной из первых, школу она закончила блестяще, с золотой медалью, и была приглашена в Ленинградский университет как победительница городских и союзных олимпиад. Каково же было мое удивление, когда мой шеф попросил меня "найти концы" в университете. "Аркадий Борисович! – взмолился я, – Зачем? Она медалистка и прочее. "- Савва, запомни: никаких экспериментов со своими детьми не производить!

Нельзя полагаться на случай, тем паче, ты знаешь, кто они". Проклиная все на свете, я нашел "ход" и собственноручно вручил 500 рублей (год 1963-й – солидная сумма!), как я полагал, за воздух. Марину приняли на физико-математический факультет, а спустя короткое время Аркадий Борисович сказал мне: "Марина – единственная еврейка на ядерном отделении! Уразумел?" Я уразумел… Где теперь мудрый Аркадий Борисович, где его милая дочь Марина? Ничего не знаю…

Через много лет в Израиле я познакомился и подружился с профессором Ленинградского университета Соломоном Борисовичем Могилевским. Как партийный работник среднего уровня, карьера которого началась в 30-е годы, он пользовался особым уважением. По долгу службы он присутствовал на приемных экзаменах. Когда входили еврей или еврейка, председатель комиссии (русский) обычно вежливо просил:

"Соломон Борисович! Отдохните, идите покурить", и тот покорно покидал аудиторию, оставляя соплеменника в руках душегубов… В Израиле же судьба меня свела с замечательным историком и теоретиком шахмат Яковом Исаевичем Нейштадтом. Он мне на многое открыл глаза, что касалось процентной нормы в советских учебных заведениях. Она существовала всегда и, вероятно, устно доводилась до сведения университетского или институтского начальства. Свидетельство хорошо информированного П.А. Судоплатова: "Мне припоминается, что в 1939 г. мы получили устную директиву, обязывающую нас (внешнюю разведку. – С. Д.) – это происходило уже после массовых репрессий – следить за тем, какой процент лиц той или иной национальности находится в руководстве наиболее ответственных, с точки зрения безопасности, ведомств. Но директива эта оказалась куда более глубокой по своему замыслу, чем я предполагал. Впервые вступила в действие система квот"89. (Депутат израильского Кнессета мадам Солодкина училась на Восточном факультете Московского университета, причем в те времена, когда евреев туда вообще не принимали – любопытная подробность.) Я.И. Нейштадт рассказал мне, как его сын поступал в Медицинский институт. Приятель Нейштадта, русский,один из вершителей судеб в этом институте, спросил друга Яшу, хочет ли он, чтобы его сын поступил в институт. Желание было – сын прекрасно окончил институт.

Распределение. Друг спросил: "Яша, а почему бы твоему сыну не поступить в аспирантуру?" "- А разве это возможно?" – "Возможно!" И сын поступил в аспирантуру. Я люблю Советскую власть, хотя нынче она называется иначе, ибо она вечна!

И еще о музыке В 1850 г. немецкий композитор и дирижер Рихард Вагнер (1813-1883) опубликовал некое подобие (анонимного) памфлета под названием "Жидовство и музыка"*.

Основной постулат этого "сочинения" сводился к тому, что евреи напрочь лишены творческого начала, максимум, на что они способны, – добросовестное исполнительство. Но даже это утверждение Вагнера многие антисемиты восприняли в штыки… А все очевидные успехи еврейских музыкантов приписали (и до сих пор приписывают) умело организованной рекламе, которая якобы не допускала "гоев" (русских) на музыкальный Олимп. С тех пор тема "евреи и музыка" не покидала страниц ни филосемитских, ни антисемитских изданий…

В 1914 г. один из анонимных читателей журнала крайне правого толка "Прямой путь" прислал в редакцию письмо, точнее, заметку под названием «К сведению журнала "Прямой путь"» по поводу содержавшегося в уставе российских консерваторий отказа ограничить прием евреев в музыкальные заведения, который мотивировался тем, что без них "музыка может много потерять" (курсив автора письма), с чем аноним был категорически не согласен, так как «евреи ничего не дали русской музыке. Вот имена знаменитостей современных: Рахманинов, Глазунов, Скрябин, Падеревский, Зилоти, Шаляпин, Собинов, Фигнеры, Нежданова, Кусевицкий, Металлов, Лавровская, Направник, фон Глен, Брандуков, Збруева, Смирнов, Лядов, оба Танеева, оба Калинникова, Черепнин, Гречанинов, рус. балет. Вот имена знаменитостей недавняго прошлого: Чайковский, Римский-Корсаков, Рубинштейн (?), Серов, Балакирев, Мусоргский, Вержбилович, Давыдов. Если взять всю русскую музыку от Глинки до Глазунова, то найдем одно только еврейское имя: Рубинштейн. Но и тот интернационален, потому что выкрест третьяго или больше поколения, обрусевший, выродившийся (так в тексте. – С. Д.). Евреи хорошие муз. обезьяны, это правда; перенимают, подделываются они ловко, но их музыка груба, уродлива.

* "Памфлет" был переиздан в 1870 г. с указанием имени автора.

Кого дали они миру? Одного Мендельсона. Что дали они выдающегося в музыке?

Мелодию "Кол-нидре". А больше ничем не знамениты, беднее малороссов, в музыке непризнанных. Это вся их польза музыке, а почему не рассматривают их вред? Они грубы, не эстетичны, смешны, и все это вносят в музыку… Следовало бы сделать призыв к тем, кто может это сделать, чтобы спасти музыку от евреев. За что им столько благодеяний за счет русских, к тому же более способных, как это доказывает история музыки? Все имена, которыми горда русская музыка, это русские имена. Раздаются голоса, СПб. консерватория благодаря Глазунову уже есть первая в мире по количеству знаменитостей. Что ни профессор, то европейское имя:

Глазунов, Лядов, Черепнин, Сакети, Цезарь Кюи, Есипова и др. В текущем году С.-Петербургскою консерваториею золотая медаль присуждена Софье Меттер… С.-Петербургская консерватория со времени директорства Глазунова занимает едва ли не первое место в Европе, особенно в классах композиции и рояля, а в числе этих выдающихся талантов нет ни одного еврея»90.

Комментировать сей "спич" весьма сложно, ибо очевидно, что мировая культура создается совокупным усилием всех народов, в том числе евреев и русских.

«Евреи не дали миру ничего, кроме мелодии "Кол-нидре"». На мой взгляд, даже если это так, то и этого вполне достаточно для маленького народа. Евреи пришли в этот мир четыре тысячи лет назад. Историю восточных славян исчисляют 1100 годами, со дня крещения Руси. Автору процитированной заметки, человеку, скорее всего, верующему, возможно, было неведомо, что духовную музыку на православную почву перенес еврей Роман Сладкопевец91 – автор 85 так называемых кондаков, 60 из которых подлинные. Этот главный жанр ранневизантийской церковной гимнографии, род поэмы на религиозный сюжет, достиг расцвета в VI в. именно в его творчестве.

Православная церковь причислила Романа Сладкопевца к лику святых. В VIII-IX вв. кондак был вытеснен каноном, однако в позднейшем православном обиходе сохранился в качестве короткого песнопения на тему праздника (например, "Дева днесь" – образец ясности, простоты и целомудрия, реликт бывшего кондака).