Я привел пример с Александрой и Елизаветой Феодоровнами просто по его яркости.
Но что сказать про многих наших выспренных аристократов или заслуженных бюрократов, которые со скандальной и преступной легкостью теперь изменяют… не своему Богу – они бы и это сделали, но это никому не нужно, никто этого не спрашивает, – а… своему отечеству, отказавшись от русского подданства – от России, как только их оттеснили от государственного пирога, который они привыкли расхищать сами из поколения в поколение, старательно не подпуская других. Можно ли сравнивать положение подобных аморальных людей с положением гонимого еврея, поставленного в невозможность сколько-нибудь человеческого существования и вынужденного совершить формальность для перемены религии, чтобы только получить возможность дышать воздухом, буквально: ведь это не везде позволительно было евреям.
Подумайте только. Сколько варварства скрывается в этом вопросе, задрапированном с виду такими красивыми принципами: отнимают у человека право на… существование, подвергают нравственным пыткам и гонениям всякого рода, сами указывают выход, где легко и просто найти убежище; и когда человек воспользуется этим выходом, упрекают его в отсутствии стойкости. Можно ли представить себе провокацию худшего сорта! Ведь по элементарному здравому смыслу ясно, что быть стоиком в этом случае значило бы преклониться пред явными предрассудками, которые представляются мне глупыми, жестокими и несправедливыми.
Пристойно ли, однако, оставлять ряды слабых и гонимых, и переходить к сильным и гонителям? Да, это было бы так, если бы христианство было в борьбе с еврейством.
Но ни по букве, ни по духу христианского вероучения вообще и православного в частности нет никакой вражды к еврейству; напротив, это ведь родственное вероучение, состоящее из Старого и Нового Завета, не имеющее ничего общего с гонением на евреев, народившимся лишь впоследствии, с течением веков, среди темных низин народных, при изуродованном понимании религиозных верований.
А гонители? Разве это народ русский или какой бы то ни было народ в мире? Ведь гонители, одержимые юдофобством, это везде и всюду самые низкие элементы, ограниченные умственно и нравственно независимо от религиозных настроений… своего рода садисты, по выражению Л.Н. Толстого, от которого [юдофобства] недаром всегда старательно отмежевывается все, что есть лучшее, интеллигентное в каждой нации…
Все эти приведенные выше рассуждения, быть может, не представлялись мне вполне ясными тогда, в мои юношеские годы, когда мне предстояло шагнуть через Рубикон; но смутно я это сознавал и понимал это одинаково тогда, как и теперь, на склоне дней моих, когда приходится подводить итоги… Самое важное, что я старательно и неусыпно держал под светом моей совести, это было то, что, оставив ряды угнетенных, продолжал бороться, активно или пассивно, против гонений, видя в такой борьбе сокровенное разумное служение России, моей Родине, по долгу Совести и Присяги, следуя этим путем также и велением сердца»17.
Подобные умонастроения были весьма распространены среди крещеных евреев. Многие из них помогали единоверцам. М.В. Грулев, будучи редактором военного журнала "Разведчик", сумел объединить вокруг него ряд прогрессивных военных деятелей. Неизменно выступал за еврейское равноправие, против преследования всяких инородцев. 15 и 20 июня 1911 г. он получил два предупреждения от военного министра, в которых Грулеву вменялось в вину сотрудничество в газетах "Речь" и "Утро России".
Далее позволю себе небольшое отступление. Известно, что право на жительство в столицах имели еврейки-проститутки. Еженедельно они должны были показываться врачу. И вот с некоторых пор к петербургским лекарям полицейского надзора стали приходить пациентки, ведшие себя очень странно: все они были девственницами.
Желая получить образование в Психоневрологическом институте, организованном проф.
Бехтеревым, где не было процентной нормы, и не имея права на жительство, еврейки записывались в самую древнюю корпорацию, но проституцией, конечно же, не занимались. Полицейские власти, желающие уличить несчастных во лжи, подняли шум.
О, Русь18!
Семья Грулева не крестилась. Одна из его родственниц училась в Петербургской консерватории. Ее постоянно теребили околоточные, от которых она до поры до времени откупалась – законная прибыль блюстителей порядка. Однако в 1886 г. они все же решили выслать консерваторку из столицы. Грулев в парадной форме явился на прием к градоначальнику Н.Н. фон Валю, известному "жидоеду", с ходатайством, подкрепленным тем обстоятельством, что девица его родственница. Валь хитро подмигнул: мол, знаем, с какой стороны родственница, и просьбу удовлетворил: "…пожалуйста, пользуйтесь, оставляю вам родственницу". Грулев, разумеется, открещиваться не стал19.
В Петербурге, во время пребывания в Академии, Грулев столкнулся с антисемитизмом со стороны профессора, полковника Кублицкого (вероятно, родственника отчима А.
Блока – А.Ф. Кублицкого-Пиоттух, тоже военного). Кублицкий не знал, что Грулев еврей. Однажды Михаил Владимирович с женой брата отправился поездом в Павловск на один из знаменитых концертов на вокзале ("Но видит Бог, есть музыка над нами, // Дрожит вокзал от пенья аонид // И снова паровозными свистками // Разорванный скрипичный воздух слит"). Полковник в купе сидел рядом. И представьте себе конфуз – его belle soeur вдруг вздумалось говорить со своим спутником на идиш!
Какого было удивление профессора, представить нетрудно. И он отомстил Грулеву на экзаменах, занизив ему оценку, дабы помешать его назначению в Генеральный штаб.
Это было настолько несправедливо, что бросалось в глаза, и генерал М.И.
Драгомиров дал Грулеву самую блестящую характеристику и способствовал его карьере.
Антисемиты вполне справедливо подозревали неофитов, крестившихся, как правило, ради выгоды, в неискренности. Справедливость их упреков не подлежит сомнению. Но ни один из них не счел нужным объяснить, что вынуждало людей притворяться.
Требовать от загнанного в угол человека соблюдения христианской морали, которую сам обвинитель не соблюдает, нелепо.
Крещеный еврей в глазах иудеев и христиан остается евреем. Вода святой купели "не смывает первородного греха", не прибавляет достоинств и недостатков. Некий юдофоб все из того же черносотенного журнала "Прямой путь", подписавший свою статью Р-ко, сетовал на то, что некогда студент-еврей получал пособие как нуждающийся иудаист: "Факт печальный, что и говорить. Но… все-таки утешение.
Лучше, когда благоденствует враг, чем, злорадствуя, наслаждается благами предатель". Ибо в новом состоянии христианина, ввиду своего полного превосходства в учебе, он отнимает стипендию у своего брата-христианина. Ужасно: "Отраднее все же (относительно, разумеется) видеть, когда обыкновенный жид получает пособие, чем узнавать, что крещеный жид на законном основании захватил Императорскую стипендию. Это нечто худшее". Согласно Р-ко, крещеный еврей из иудаиста становится Иудой! Далее автор сетует по поводу процентной нормы, которую евреи всеми правдами и неправдами обходят. Излюбленной и наиболее циничной формой обмана как раз и является принятие христианства. Не думайте, продолжает сокрушаться автор, что Еврей, вошедший в лоно церкви, ассимилируется и станет на стражу интересов России. Нет, и еще раз нет. Аргументы берутся из еврейского лагеря, из газетного листка "Студенческая жизнь". Кто-то "из стаи" еврейских прислужников забил тревогу: число ренегатов постоянно растет. По Р-ко, того и гляди, что жидов не останется. Несмышленой "жидовской прислуге" отвечает студент Виктор Гур-чъ: «Если еврей переходит в христианство… то лишь затем, чтобы получить возможность учиться… Этот переход не обусловливает собой переход в другую национальность и представляется лишь наружной оболочкой, а в душе еврей остается тем же "жидом" (здесь автор прерывает цитату восклицанием: "Как откровенно, не правда ли?"). – Есть ли это уступка господам "жидка"? Конечно нет… Измена ли это народу? Душой этот еврей с ним, и с своим прежним народом пойдет бороться за его права…»20.