– Я предстану со своими детьми пред самим Императором, дабы найти Правосудие, и он признает во мне действительную супругу своего наследника и мать своих внуков, – и с этим намерением она отправляется в столицу.
Она идет и идет, а лесу нет конца. Она встречает человека, который бежит, как Шут, преследуемый волками.
– Куда ты держишь путь, глупая девушка? Нет больше городов, нет больше империй. Дороги не ведут более из места в место. Смотри!
Желтая выжженная трава и песок пустыни покрывают дороги и тротуары города, шакалы воют на барханах, в свете Луны окна покинутых дворцов распахнуты, подобно пустым глазницам, крысы и скорпионы расползаются из подвалов и погребов.
И все же город не мертв: машины, двигатели, турбины продолжают гудеть и вибрировать, каждый зубцами Колеса сцеплен с зубцом иных колес, поезда бегут по рельсам и сигналы по проводам; но нет больше людей, чтобы посылать и получать, наполнять и опорожнять. Машины, издавна знавшие, что могут обойтись без людей, наконец избавились от них; и после долгой ссылки дикие животные вернулись, чтобы заполонить территории, очищенные от леса: лисы и куницы обвили свои пушистые хвосты вокруг приборных панелей, где первые роли некогда играли манометры и тумблеры, шкалы и диаграммы; барсуки и сони роскошествовали на батареях и индукторах. Человек был необходим; теперь он бесполезен. Ибо для того, чтобы миру получать информацию от мира, теперь достаточно компьютеров и мотыльков.
Так завершается месть земных сил, освобожденных в цепной реакции взрывов торнадо и тайфунов. Затем птицы, казалось, вымершие, размножаются и взлетают из четырех главнейших точек с оглушительными хриплыми криками. Когда же род человеческий, скрывавшийся в пропастях земных, пытается вновь выбраться на поверхность, он видит небо, почерневшее от крыльев. Люди узнали день Страшного Суда, как он изображен на карте таро, и что исполнилось предзнаменование другой карты: тот день настанет, когда перо разрушит Башню Нимрода.
Повесть уцелевшего воина
Лаже если девушка знала, что делает, за ее историей было не легче следить, чем за любой другой. Ибо карты скрывают больше, чем говорят, и как только карта слишком красноречива, другие руки мгновенно стараются потянуть ее в ином направлении, вставить в иную историю. Кто-то начинает рассказывать собственную повесть с картами, что, казалось бы, принадлежат лишь одному ему, но неожиданно стремительно наступает развязка, перекрывая развязки иных историй в таких же катастрофических картинах.
Вот, к примеру, человек, который выглядит, как строевой офицер. Он начал, узнав себя в Рыцаре Палиц; по правде сказать, он отправил карту по кругу, чтобы все убедились, как великолепно он был разодет в то утро, когда выехал верхом из казармы, и как сидела на нем форма, украшенная блистающими доспехами, с цветком гардении на сгибе наколенника. Его настоящая наружность – казалось, говорил он, – была именно такова, и если мы видим его сейчас помятым и побитым, то это благодаря тому ужасному приключению, о котором он готовился нам поведать.
Но если присмотреться внимательно к портрету, можно было заметить, что он содержит также элементы, соответствующие нынешнему виду рыцаря: седые волосы, безумные глаза, переломленное копье, превратившееся в обломок. Конечно, если только то был именно обломок копья (в особенности потому, что он держал его в левой руке), а не свернутый трубкой лист пергамента, послание, которое он должен был доставить, возможно даже через неприятельские линии. Предположим, воин – штабной офицер и получил приказ добраться в ставку своего сюзерена или командира, чтобы вручить ему депешу, от которой зависит исход сраженья.
Кипит битва; рыцарь оказывается в гуще схватки; при помощи мечей враждебные армии прорубают проход в середину порядков друг друга, как в Десятке Мечей. Есть два способа сражаться в битве: либо окунуться с головой в водоворот событий, неразбериху, или же избрать среди врагов единственного, кто подходит тебе, и задать ему хорошую взбучку. Наш штабной офицер видит приближающегося к нему Рыцаря Мечей, заметного среди всех роскошью своего убранства и убора его коня: его доспехи, в отличие от всех остальных, собранных из случайных остатков, были полными до мельчайших незначительных деталей, и, кроме того, от шлема до наколенников – васильково-голубого цвета, на котором выделяются блистающая кираса и поножи. Ноги его обуты в сафьяновые туфли красного, как и конская попона, цвета. Лицо его, даже покрытое потом и грязью, все же обнаруживает приятные черты. Он держит свой огромный меч в левой руке, деталь, которая не должна ускользнуть от внимания: должно бояться противника-левшу. Но наш рассказчик также держит свою палицу в левой руке, следовательно, они оба левши и обоих следует бояться. Это противники, достойные друг друга.
Пара Мечей, скрещенных среди суматохи ветвей, желудей, маленьких листьев, бутонов цветов, указывает, что двое противников удалилась для поединка, и вертикальными ударами и широкими взмахами своих мечей они срезали окружающую растительность. Поначалу нашему герою кажется, что рука васильково-голубого рыцаря скорее быстра, чем тяжела, и что ему стоит лишь более стремительно наброситься на него, чтобы победить, но тот обрушил на рыцаря такой град ударов плашмя, которого было достаточно, чтобы вогнать того в землю, как гвоздь. Кони уже молотят воздух копытами, подобно опрокинутым на спину черепахам, они лежат на земле, в которую воткнуты змееподобно изогнутые мечи, и все же васильковый рыцарь, хитрый и изворотливый, покрытый панцирем, как черепаха, продолжает сопротивляться. Чем более неистовым становился поединок, тем более проявлялось искусство бойцов, тем сильнее было удовольствие открывать в себе или во враге все новые, неожиданные возможности: и в тяжелых ударах постепенно проступила фация танца.
Сражаясь, наш герой уже позабыл свое задание, но высоко над лесом зазвучали трубы, предвещая Ангела Мщения в Аркане, известном как Страшный Суд, а также как Ангел: то герольд, который созывает верных сторонников Императора. Несомненно, смертельная опасность угрожает императорской армии: без дальнейших промедлений офицер должен спешить на помощь государю. Но как прервать поединок, где замешаны его честь и его удовольствие? Его следует завершить как можно скорее, и он начинает сокращать дистанцию, на которую отошел при звуке трубы. Но где же он, васильково-голубой рыцарь? Минутного замешательства было достаточно, чтобы противник исчез. Офицер углубляется в чашу леса, дабы последовать на тревожный призыв, и в то же время, чтобы преследовать беглеца.
Он прокладывает путь сквозь чащобу, между палиц, сухого кустарника и стволов. От карты к карте повесть продвигалась стремительными прыжками. Лес внезапно закончился. Открытое безмолвное пространство простиралось вокруг; оно казалось пустынным в вечерних сумерках. При ближайшем рассмотрении можно было заметить, что оно заполнено людьми, беспорядочно покрывавшими его, так что не оставалось пустого угла. Но толпа горизонтальна, будто размазана по поверхности земли: ни один человек не стоит, все лежат на животах, на спинах, не в состоянии поднять головы выше растоптанных лезвий травы.
Те немногие, кого Смерть пошалила, собираются в группы, как будто плывя в трясине, черной от их крови. То тут, то там прорастает, будто ища плеча, от которого была отделена, рука; пальцы сжимаются и разжимаются. Ноги пытаются делать неуверенные шаги, не поддерживая более тела; головы пажей и государей встряхивают длинными волосами, спадающими на глаза, или же пытаются выровнять покосившуюся корону, но они лишь глубже погружаются в чавкающую грязь могилы.
– Что за несчастье обрушилось на императорскую армию? – вероятно с таким вопросом рыцарь обратился к первому же встречному, который был так грязен и оборван, что на расстоянии напоминал карту Шуга, тогда как вблизи оказался раненым воином, бегущим с поля битвы.
