Правдиво, ясно, без компромиссов. То, что я несу, есть бремя истины, а не бремя доказательств; и в ту минуту, когда я это понял, я понял также, что это все не важно; важно, чтобы я был честен. Другие будут вынашивать сомнения и препарировать мой рассказ острыми, стерильными инструментами скептицизма, — единственной моей защитой будет правдивость. Так я думал в ту минуту; а сказал следующее:

— Зачем описывать то, в чем я не уверен, когда так много того, в чем я уверен?

Он кивнул так, словно прекрасно все понял, сам это почувствовал и сумел с этим примириться. Мы шли молча несколько минут; наконец он заговорил:

— Вы не хотели мне рассказать об этом, потому что сами сомневались. Но наступает время, когда мы без предубеждения воспринимаем информацию от наших органов чувств. Нет необходимости компрометировать опыт, пытаясь дать ему оценку.

— Для вас, может быть, и нет, — возразил я. — А попытайтесь описать эти вещи какому-нибудь ортодоксу с шаблонной верой и узаконенным чувством реальности…

— За пересмотр этих вещей надо браться осторожно. Я не критиковал вас, друг мой, а лишь заметил, что, стремясь ради истины сформулировать, упорядочить опыт ваших ощущений, вы стали сказочником.

Я не мог удержаться от смеха. Это был момент какой-то непроизвольной радости, когда блаженство сотрясает все тело и вы почти на вкус ощущаете удовлетворение. Я был в Перу телом и духом, я шагал по земле рядом со старым другом, вместе с которым мне посчастливилось так много узнать, и было такое ощущение, что наш путь никогда не прерывался. А он улыбался, глядя на меня.

— Но независимо от того, решитесь ли вы когда-либо рассказать об этом, — добавил он весело, — этот частный случай прекрасен и стоит того, чтобы в него поверить. Мое возвращение в Перу было делом несложным, но до него прошло целых два месяца после смерти отца. Я остался в Майами, чтобы уладить семейные дела, побывал за это время в Калифорнии — необходимо было подготовить дом для новой семьи. И ни на минуту не забывал Перу.

Итак, была уже середина июля, когда мы оставили Куско и выбрались снова на высокогорное плато центральной части Перу; это был первый и самый короткий этап десятидневного путешествия в Эдем. Сначала мы подъехали поездом, в вагоне третьего класса, к сельской станции, а оттуда пошли той же дорогой, по которой ходили пятнадцать лет тому назад; это был полудневный маршрут, который заканчивался на небольшом холме среди луга.

Долгий сухой сезон чувствовался на аltiplanо: неровные просторы усеянных гранитом пастбищ, глубокие аггоуоs и чахлые кустарники были сплошь соломенно-желтого или оранжевого цвета; местами видна была кирпично-красная земля, распаханная плугами сатреstinos или разрытая животными. Там и здесь холмы с оголенными гранитными вершинами и впадины бесплодных долин нарушали однообразие равнины; изредка Небольшие сосновые или эвкалиптовые рощицы вкрапливали густую зелень между светло-голубым небом и желтым ландшафтом.

Я шел налегке и чувствовал себя превосходно; я был радостно возбужден присутствием Антонио и чистым, сухим, драгоценным воздухом на высоте 11000 футов над уровнем моря, профессор Моралес выглядел одухотворенным; он двигался так же легко, как и раньше, но я уловил что-то решительное, целеустремленное в его походке. На нем была его сельская одежда: легкие шерстяные брюки, ботинки на шнурках, плотно охватывавшие лодыжку, полотняная блуза и простое коричневое пончо: видавшая виды фетровая шляпа отсвечивала разводами соли, давно пропитавшей атласную ленту. Его маленькая матерчатая сумка на плетеном шнурке была перекинута через плечо; там хранились его коричные палочки, паста юкки, кукурузная мука и, может быть, немного листьев коки.

Мы направлялись к небольшому холму среди луга, рядом с хвойной рощицей. Там есть незаметная развалина на самой вершине холма, просто куча камней, нарезанных блоками и притертых друг к другу каменщиками инков много столетий тому назад. Фундамент руины почти закрыт красной землей и высокими рыжими травами.

Возможно, стены были разрушены испанцами в порядке тренировки — это была удобная мишень для артиллерийских сил Его Величества, — и хозяйственные сатреstinos столетиями растаскивали камни для своих нужд. Это мог быть сторожевой пост или склад, tambо, один из многих сотен подобных, раскиданных по всей империи инков. Теперь это всего лишь куча разрозненных камней, поваленный детский замок из готовых кубиков.

Фундамент образует почти точный квадрат; один из углов возвышается над остальными. Пятнадцать лет назад я стоял на стене на этом углу и смотрел в дальнюю сторону холма и дальше в долину, где косые лучи заходящего Солнца образовали полосы теплого цвета среди резких теней. Здесь я в первый раз участвовал в ритуале вместе с Антонио. Я в тот день узнал, что профессор Антонио Моралес из Куско и дон Хикарам из аltiplano — одно и то же лицо, и я впервые слушал его призывы к духам Четырех Сторон Света. Это происходило вечером. Я был свидетелем того, как он освобождал душу умирающей миссионерки, и мы пришли сюда, чтобы забрать его теза.

То было начало нашего совместного приключения; теперь мы приступаем к его окончанию. Мы возвратились сюда с той же самой миссией и должны что-то закончить. Я с трудом представлял себе в тот момент, как это будет происходить.

Как и в первый раз, мы вошли через расщелину в цокольной стене и направились к большому, точно вырезанному камню, которым был закрыт тайник под стеной в том самом углу. Мы с большим трудом перевернули камень и увидели в гранитной стене вырез размерами один на два фута и глубиной восемь дюймов. В нем лежал аккуратный сверток точно таких же размеров.

Еще по дороге к холму мы собрали дрова и теперь соорудили традиционный четырехугольный колодец из колышков и прутьев, положили внутрь охапку сухой, хрустящей травы и зажгли ее, когда Солнце коснулось края плато.

Я наблюдал, как старый профессор расстелил потертую индейскую красно-коричневую скатерть из домотканой пряжи и стал неторопливо и аккуратно раскладывать на ней предметы из своей теза. Его коллекция предметов силы была простой и элегантной: короткий, красиво вырезанный из темного твердого дерева посох с левосторонней спиралью; второй посох из полированной белой кости, с ручкой в форме орлиного клюва, представлял полярную противоположность первому, черное — белое. Он вынул из сумки резную фигурку из обсидиана — грифон в стиле инков, полуптица — полуягуар, символ Земли и неба. Причудливо вырезанный дельфин из какого-то экзотического дерева, глиняный гермафродит, каменные фигурки, инкрустированные перламутром морской раковины, осколок кристалла, ожерелье из опалесцирующих камешков и другие изделия и амулеты, отличающиеся той особой гладкостью полировки, которая бывает у сокровищ и реликвий, передаваемых из рук в руки на протяжении столетий. Моя маленькая золотая сова была тоже из этой коллекции, с помощью которой Дон Хикарам входил в контакт с силами Природы. Я достал ее из кармана, поставил на разостланную скатерть и продолжал следить за Антонио.