Виртуальная реальность является средой, в которой деловые и творческие отношения могут быть эффективно десексуализированы, то есть лишены иррациональной сексуальной мотивации, неизбежной при личном общении, с другой стороны, люди, ищущие серьезных отношений, могут найти их именно через Интернет как средство сближения между людьми планеты.
Смерть эротизма
Эротизм умер. Когда на каждом шагу, в каждом фильме, на каждом журнальном стенде мы можем увидеть то, что благопорядочный человек не должен слишком пристально рассматривать даже в своей собственной спальне, – эротизма больше нет. Его притупили, сначала заменив на низменную похоть, а теперь и вовсе извели.
Если раньше классические картины нам нравились бесспорно, то теперь без порно ни одно творение искусства не имеет шанса на успех. В Монреале ставят пьесу о любви мужчины к козе. Что придумают завтра, чтобы добить последние отблески эротизма в потухших очах человеческой страсти?
Раньше грубость немытых рыцарей компенсировали россказни менестрелей. Знатным дамам Средневековья было нечего делать по вечерам, в замках не было кабельного телевидения, а низко летящие драконы, сбивая антенны, мешали приему телесигнала со спутника, вот они и развлекали себя поэтическими опусами, а потом заставляли своих вольнорыцарствующих мужей лазать к себе в окна башен с розою в зубах наперевес и совершать другие, не менее рыцарские поступки.
В этом отношении дамы Средневековья вели себя точно так же, как и отцы Святой Церкви. Отличившимся рыцарям и те и другие сулили блаженства рая, а провинившимся – адское пламя. Ведь в любой женщине, как и в любой религии, естественно сочетаются оба эти полюса загробного бытия.
Современный мир искоренил эротизм как факт, сначала доступно разъяснив всем анатомию и физиологию любви, затем сняв с женщин юбки (не в занимательном смысле, а просто заменив их на скучные штаны), погнав их на работу, навесив на них функции кухарки, горничной, кормилицы, экономки, уборщицы, посудомойки и промеж всех этих профессий, где-то сбоку, напомнил ей еще и об обязанности выполнять супружеский долг, который нынче разделяется между двумя супругами поровну и выражается в выплате ипотечной ссуды на приобретение совместного жилья.
О чем думал Бальзак, когда писал свою «Физиологию брака»? Все нужно переписывать заново. Современность его безусловно поправит. Выплеснув на улицу парады геев, на экраны – откровенное сокровенное, а в мозги людские впрыснув неприхотливую скуку похотливого бытия, с потухшими манерами, с пожухлой на задворках сознания галантностью, с уродливыми майками и штанами, в которые нынче облечено все население Земли без разделения на пол и возраст, современность правит бал. Виагра и прозак являются исключительными эквивалентами человеческого счастья.
Когда секс везде – его нет нигде. Раскрепощение дошло до того, что раскрепощенный прочно забыл, во имя чего он раскрепощался. Жизнь человека стала беднее, и тут оказалось, что смысла-то особого в человеческом существовании больше нет. Ну что, мы существуем ради плохо сработанной пищи и пластиковых товаров широкого потребления? Нет! Человечество должно было существовать ради любви. А вот как раз ее-то и напечатали в физиологичном ракурсе на обложке журнала, а посему чувственную любовь заменили на бесчувственный обмен весьма бессмысленными телодвижениями.
Нынче цивилизация достигла вершины своей низменности. Отсюда больше нет дороги наверх, можно только скатываться вниз. Вместо всевозможных трутней да молодых и игривых кандидаток в королевы-матки и так далее, она получила единообразного рабочего муравья, одетого повсеместно в трико предблевотного цвета.
Иной раз посмотришь на современных мужчин – ну вылитые обезьяны. А женщины? Поймайте взглядом еще нестарую женщину в какой-нибудь очереди на Главпочтамте и мысленно снимите с нее это современное тряпье. О, боже упаси, я не имел в виду никаких предосудительных мотивов, сказав «снимите с нее», я имел в виду снять только для того, чтобы одеть ее, скажем, по моде середины девятнадцатого века…
Давайте прочтем несколько строк из стихотворения Бодлера «Le beau navire», то есть «Дивный корабль»:
Quand tu vas balayant l’air de ta jupe large,
Tu fais l’effet d’un beau vaisseau qui prend le large,
Chargé de toile, et va roulant
Suivant un rythme doux, et paresseux, et lent.
«Ты плывешь, вздымая волны воздуха широкой юбкой… Так роскошная шхуна выходит в открытое море, распустив парус… В медлительном и в то же время энергичном ритме».
Это видение могло явиться Бодлеру только в середине девятнадцатого века где-нибудь в Париже. В страшных современных мегаполисах абсурден кринолин. Среди спокойной жизни неторопливых фиакров и тильбюри, и цветочных корзин на каждом углу воздух был, вероятно, несколько более акварелей, чем в современных загазованных парижских автомобильных пробках…
Читаем далее:
Tes nobles jambes, sous les volants qu’elles chassent,
Tourmentent les désirs obscurs et les agacent,
Comme deux sorcières…
«Благородные ножки дерзко раздвигают воланы юбки и пробуждают темные желания, словно две чародейки…»
Широкая юбка волнует пространство, даже энергичная походка уступает повелительной плавности контрдвижения. Неуместны бег, быстрая ходьба, динамика движения должна напоминать сдержанный танец…
А теперь вложите этому одетому по той моде созданию в уста несколько вышедших из употребления старинных фраз: «Ах, сударь…»
Ну, что? Теперь вы видите? Вот как обокрал нас век компьютеров, облапошил…
Когда чувственный мир низведен до скуки порножурналов, когда все пропитано бесчувственным сексом – эротизма больше нет. Он умер. Папаше Фрейду больше нечем нам помочь. Наши неврозы имеют совсем другие корни – и это вовсе не подавленная чувственность, а так, мелочные обиды детства, природная лень, избыток денег у других или их отсутствие у нас, и навязчивое желание кого-нибудь огреть по затылку…
Суверенный индивидуум
Ссылка на авторитеты – дешевая монета, ею легко расплачиваться, но стоит она недорого. Однако так устроен человеческий разум, что сам по себе он не может произвести ничего, кроме звериных повадок. Чтобы стать человеком, человеку нужен другой человек. Часто говорят, что общество делает человека человеком, но это не так. Вполне достаточно наличия рядом с новорожденным только одного взрослого, чтобы из ребенка вырос практически нормальный, развитый человек. Это значит, что теоретически человечность может передаваться от одного человека к другому по цепочке, вовсе без участия общества. Конечно, на практике это малоосуществимо, но сия иллюстрация показывает, что вовсе не общество первично, а люди, его составляющие.
Между тем при такой постановке вопроса значение авторитета невозможно переоценить, ибо если у человека есть только один учитель, то он неизбежно становится для него абсолютным авторитетом. Общество же предоставляет человеку множество авторитетов, тем самым приуменьшая вес каждого из них. Таким образом человек, слушающий многих, получает независимость от мнения отдельных авторитетов и как бы освобождается от довлеющей воли отдельно взятого авторитета, а тем самым освобождается и от неизбежных ошибок, навязываемых его субъективностью.
Для меня, как и для многих постоянно читающих и размышляющих людей, авторитетов практически не существует. То, что кто-то что-то сказал, для нас имеет мало значения. По совету Декарта мы всё подвергаем сомнению и пытаемся критически смотреть на этот мир. Но что бы мы ни говорили, для многих других людей авторитеты являются индикаторами истины в последней инстанции. Если дядя Вася из подворотни заявит, что всё относительно, на это никто не обратит внимания, а вот если это произнесет Альберт Эйнштейн, то подавляющее большинство населения планеты примет сие утверждение, как не требующее особых доказательств…
