Не отвергай грусть и не цепляйся за счастье.

Вскоре ты поймешь, что счастье и грусть — две стороны одной монеты. Тогда ты увидишь, что в счастье есть и доля грусти, а в грусти — доля счастья. Тогда твое внутреннее существо будет обогащено. Тогда ты будешь радоваться всему: утру и вечеру, солнечному свету и ночной темноте, утру и вечеру, лету и зиме, жизни и смерти... — ты можешь радоваться всему.

Последнее время во мне столько смешанных, противоречивых мыслей и чувств. Это все равно, что ехать по американской горке, и я никогда не знаю, как буду себя чувствовать от одного мгновения до другого.

Наблюдай мысли, наблюдай эмоции, и, просто наблюдая их, ты осознаешь новый фактор — наблюдателя. Это осознание — начало внутренней революции: ты наблюдатель, не наблюдаемое. Ты не ум, ты не тело, но что-то скрытое глубоко внутри тебя: наблюдатель.

Наблюдатель продолжает наблюдать каждый взлет в своей жизни. Не нужно отождествляться. Когда ты в низшей точке, не нужно быть грустным, потому что наблюдатель — только наблюдатель. Когда ты вверху, не нужно становиться эгоистичным; ты только наблюдатель. Мало-помалу вся сутолока вокруг тебя начинает успокаиваться.

Ты отождествляешься с вещами, которые не есть ты, — вот в чем проблема.

Разотождествление — это медитация.

Разотождествляй себя со всем, пока не останется только чистый свидетель. Оставайся укорененным в свидетеле, что бы ты ни делал, куда бы ни двигался. Ты будешь новым человеком, с новой свежестью, с жизнью, которой никогда раньше не знал, и что-то от вечного будет у тебя в глазах, что-то от бессмертного существования — в каждом твоем жесте.

Чем больше меня окружает людей, поддерживающих меня в моей болезни, тем более одиноким я себя чувствую — и это так больно. Что я могу сделать?

Столкнуться с самим собой в одиночестве — страшно и больно, но человек должен пережить это страдание. Ничего нельзя сделать, чтобы этого избежать, ничего нельзя сделать, чтобы отвлечь ум, и ничего нельзя сделать, чтобы бежать от этого. Человек должен это выстрадать и через это пройти. Это страдание и эта боль — просто хороший знак, что ты приближаешься к новому рождению, потому что каждому рождению предшествует боль. Этого нельзя избежать и не нужно избегать, потому что это часть твоего роста.

Но почему, прежде всего, есть эта боль? Это нужно понять, потому что понимание поможет тебе через это пройти, и если ты через это пройдешь преднамеренно, то выйдешь легче и скорее.

Почему тебе больно, когда ты один? Во-первых, потому, что заболевает твое эго. Эго может существовать только с другими. Оно выросло в отношениях, оно не может существовать одно. Поэтому, если возникает ситуация, в которой оно больше не может существовать, оно чувствует, что его душат; оно чувствует себя на грани смерти. Это глубочайшее страдание. Ты чувствуешь себя так, словно умираешь. Но умираешь не ты, умирает только эго, которое ты на себя принял, с которым отождествился. Оно не может существовать, потому что было дано тебе другими. Это вклад других. Покинув других, ты не можешь взять его с собой.

Таким образом, в одиночестве все, что ты о себе знаешь, с тебя осыплется; мало-помалу все это исчезнет. Ты можешь продлить жизнь эго на какой-то период — но ненадолго. Без общества ты лишен корней; нет почвы, чтобы дать тебе питание. Это основа боли. Ты больше не уверен в том, кто ты такой: ты только рассеивающаяся личность, растворяющаяся личность. Но это хорошо, потому что, пока ложное не исчезнет, не может появиться реальное. Пока ты не отмыт полностью и не стал снова чистым, не может появиться реальное.

Этот ложный «ты» возведен на трон. Он должен быть свергнут с трона. Если ты живешь в одиночестве, все это ложное может исчезнуть. А все, что было тебе дано обществом, ложно. На самом деле, все, что было тебе дано, ложно; все, что родилось внутри тебя, реально. Все, что является тобой, самим по себе, а не внедрено кем-то другим, — реально, подлинно. Но ложное должно уйти, а ложное — это огромное капиталовложение. Ты столько в него вложил; ты так о нем заботился; на нем зиждились все твои надежды. И когда оно начинает растворяться, ты чувствуешь, что тебе страшно, ты боишься и дрожишь: «Что ты с собой делаешь? Ты же разрушаешь всю свою жизнь, все структуру».

Будет страшно. Но ты должен пережить этот страх; только тогда ты станешь бесстрашным. Я не говорю, что ты станешь смелым, нет. Я говорю, что ты станешь бесстрашным. Смелость — это только часть страха. Каким бы ты ни был смелым, за этим скрывается страх. Я говорю: «бесстрашие». Ты не будешь смелым; если страха нет, нет и необходимости быть смелым. И смелость, и страх становятся несущественными. Это две стороны одной и той же монеты. Ваши смелые люди — не кто иные, как вы сами, стоящие на голове. У вас смелость скрыта внутри, а страх снаружи; у них страх скрыт внутри, а снаружи — смелость. Поэтому, когда ты один, ты очень смелый. Когда ты думаешь о чем-то, ты очень смелый, но когда возникает ситуация, тебе страшно.

О солдатах говорят, что лучшие из них, прежде чем идти на фронт, боялись так же, как и любой другой. Внутри они дрожат, но продолжают идти вперед. Они отталкивают эту дрожь в сторону, в бессознательное; чем больше в них дрожи, тем более они окружают себя фасадом смелости. Они создают броню. Ты смотришь на эту броню — они кажутся смелыми, но глубоко внутри полны страха.

Человек становится бесстрашным, когда переживает самый глубокий из всех страхов — страх растворения эго, растворения образа себя и растворение личности.

Это смерть, потому что ты не знаешь, появится ли из этого новая жизнь. Во время этого процесса ты будешь знать только смерть. Только когда ты умрешь таким, как ты есть, как ложная сущность, — только тогда ты узнаешь, что эта смерть была только дверью к бессмертию. Но это будет в самом конце; во время этого процесса ты просто умираешь. Все, что ты лелеял, будет у тебя отнято — твоя личность, твои идеи, все, что ты считал красивым. Все покидает тебя. Ты оголен. Все роли и облачения у тебя отняты.