- Эй, что за шутки? - с беспокойством освещая темные, удлиненные тенями углы камеры, проговорил он. - Куда вы спрятались? Перестаньте валять дурака!
Услыхав его голос, процеженный тонкими пленками всхлипывающего испуга, я пришел в себя, понимая, что раз боится он, значит, мне бояться негоже, и снова стал существовать доступный для его взгляда.
- Ax, вот вы где! - с облегчением вздохнул толстяк, замечая меня лежащим на продавленной под тяжестью тела сетке тюремной кровати. - Тьфу, черт, я испугался, что вы сбежали, - он вытер вспотевшую лысину свободной ладонью. - Померещилось.
Тут я заметил, что никакой лампы в его руках нет, ибо уже давно рассвело, а держит он в руках странное веревочное сооружение, свисающее до асфальтового пола.
- Пора, я за вами, - он опять добродушие ухмыльнулся, - собирайтесь.
Так и не поняв до конца, спал я или нет, с разбитым и помятым телом, с гудящей, как сосновый ствол, если по нему шарахнуть палкой, головой, я опустил ноги вниз, нашел деревянные коты и встал. Вышел из камеры я вслед за ним. Мы прошли по пустынному низко-сводчатому коридору с ребрами ромбовидных перекрытий, мимо одинаковых, как сиамские близнецы, закрытых дверей с одной стороны и матовых окон с мелкой расстекловкой с другой. Только, кажется, в четвертом окне один квадратик мачтового стекла был разбит, и его, очевидно, не найдя ничего подходящего, заменили простым прозрачным стеклом, проходя мимо, я умудрился заглянуть в него и увидел крышу одноэтажного дома, похожего на баню, с покрытой черной сажей трубой, из которой валил дым. Затем поднялись по лестнице на второй этаж. Вдоль отполированных перил, стертых до белого скелета многими руками, шла сплошная металлическая сетка, чтобы отчаявшийся заключенный не попытался выпрыгнуть в пролет вниз головой. Затем по точно такому же низко-сводчатому оштукатуренному коридору второго этажа, пока не остановились перед маленькой железной дверкой, на которой висел огромный амбарный замок. Найдя нужный ключ, долго копаясь и чертыхаясь в нос, толстяк-надзиратель справился, наконец, с хитроумным замком и распахнул узенькую, местами покрытую ржавчиной створку с открывшейся за ней угольной темнотой.
- Ну, вам пора, - ободряюще подтолкнул меня в спину, пропищал толстяк, - счастливого пути.
Ничего не подозревая, я нагнул голову и протиснулся в узенькую дверцу, которая за мной тотчас захлопнулась. Попытался сделать в кромешной темноте еще один шаг, и тут же почувствовал, что нахожусь в узком каменном мешке, тесном, словно чулок, облегавшем меня со всех сторон, так что не представлялось никакой возможности шевельнуть ни рукой, ни ногой. "Эй, эй вы? - заорал, испугавшись, я, слыша глухое замирание звука в камне, и вдруг почувствовал, что никогда еще не ощущал себя так отчетливо, что я - это я и никто другой, что я плотно сижу в своей коже, и все мои члены ладно упакованы под ней. Надсаживая голосовые связки, я крикнул еще несколько раз, с яростью и страхом прислушиваясь к издаваемым мною звукам, точно впервые слушал себя, как внезапно, чуть выше моего лица, в стене, казавшейся сплошной, распахнулось небольшое окошечко, и в нем появилась добродушная толстая физиономия надсмотрщика.
- Ну, чего расшумелся? - тоном заядлого балагура спросил он. - Сейчас, погодь немного, - и, просунувшись чуть вперед, стал что-то делать у меня над головой. Закинув, насколько позволяла стена за спиной, голову, я скосил глаза и увидел, что руки толстяка, покрытые рыжеватым пушком, цепляют за приделанный специально крюк веревочное сооружение в виде мертвой петли. Затем, проверив прочность завязанного узла, стал одевать петлю мне на шею; заскулив от бессилия, я попытался присесть, чтобы его руки не дотянулись, но тут же уперся коленями в сырую холодную кирпичную кладку. Сам не понимая, что делаю, я попытался укусить скользнувшую по лицу веревку, но толстяк уже затянул петлю на моей покрывшейся гусиной кожей шее, еще раз поправил свое хитроумное сооружение и сказал:
- Ладно, чего там, потерпи еще немного, чуть-чуть осталось, - и в последний раз подтянул петлю под самый подбородок. - Счастливого пути.
Дверца над головой захлопнулась, окуная меня в тесное море темноты, сбоку что-то заскрежетало, и уже в следующее мгновение люк под моими ногами со скрежетом открылся, и петля, дернувшись, тугим галстуком захлестнула горло. Челюсти мои по-собачьи щелкнули, издав звук закрываемых тупых ножниц, сознание только что текшее широким потоком, превратилось в узкую струйку, которая, растянувшись, насколько это возможно, наконец, оборвалась, и я полетел вниз.
Даже не знаю - сколько продолжалось падение: время было не существенно, для меня оно прекратилось, - не ощущая своего тела, с померкшим сознанием, я грохнулся пыльным мешком на что-то твердое, издавая звук выброшенного с пятого этажа шкафа с посудой. Не открывая глаз, полузадушенный, чувствуя, что лежу в нелепой позе на жесткой поверхности, я услышал над собой довольный мужской голос: "Прекрасно, что говорить, ювелирная работа, мастер своего дела". Затем в лицо мне брызнули холодной водой, я поежился и открыл глаза.
Скомканным кулем лежал я на полу просторной светлой комнаты, в которой за длинным письменным столом, заваленном бумагами, сидело двое мужчин, сразу мною узнанных, те двое, в строгих костюмах с галстуками, что напоминали доцентов университета на вчерашнем, нет, позавчерашнем отчетно-перевыборном собрании и расписывали слово "электрификация" на всевозможные компоненты. Один, с лицом более вытянутым вверх, по вертикали, заметив, что я очнулся, похлопал ладонью руки по столу и вежливо предложил: "Прошу садиться", второй с лицом более вытянутым в стороны, по горизонтали, только кивнул. Ослабив все еще сдавливающую горло петлю, верхний конец которой был явно отрезан в последний момент чем-то острым, я приподнялся, машинально отряхивая подол своей смирительной рубахи, и плюхнулся на стоящий рядом стул, еще раз оглядывая комнату. Стены от потолка до пола были увешаны афишами мультипликационных фильмов, кинокомедий и просто радостно улыбающимися физиономиями. Прямо над моей головой чернело пятно люка, через который я, должно быть, только что вывалился и на который не мог без содрогания смотреть.
