Она замерла.

– Ты меня любишь? – прошептала она.

– Я тебя люблю. – В этом откровенном объяснении в любви был весь Мэт.

– О, Мэт, я тоже люблю тебя! – воскликнула она, изо всех сил обнимая его. Ее глаза сияли. – И я так боялась, что все кончится, не начавшись, потому что Уилсон…

– День, когда я позволю кретину вроде Уилсона разрушить наш брак, будет днем… – Он помолчал, подыскивая подходящее сравнение. И отказался от этой попытки. – Ну, это просто никогда не произойдет, Кейла. Мы вместе навсегда. Не забывай об этом.

– Не забуду, – ответила она, обвивая его шею руками, чтобы в поцелуе выразить всю свою любовь и страсть.

Очень не скоро возобновили они политическую дискуссию, только когда уже были одеты и уплетали заказанные на дом блюда мексиканской кухни, сидя в кресле и используя складной столик перед телевизором вместо стола.

– Я думаю, что тебе не следует так легко сбрасывать со счетов Уилсона, Мэт, – серьезно сказала Кейла, тонкой струйкой выдавливая пикантный соус на куриное тако.[15] – Это подлый тип, и ради победы он пойдет на что угодно, не заботясь о моральной стороне дела. Я знаю о нем все, у меня на него много материалов, собранных помощниками Элены Тесловик.

– Я не опущусь до его уровня и не буду устраивать клеветническую кампанию, Кейла, – предупредил Мэт.

– Тебе и не придется. – Она взяла лист, на котором писала, когда пришел Мэт. – Я составила план. Вот он. Мы процитируем самого Уилсона и наряду с этим используем высказывания о нем других лиц, сопоставив все это с твоими высказываниями и тем, что говорят о тебе другие. Мы прокомментируем его прошлое, отраженное в официальной справке, и сравним его с твоим. – Она улыбнулась. – Твое, я полагаю, такое безукоризненно честное, каких больше и не встретишь.

Мэт рассмеялся.

– В этом можешь не сомневаться.

– Я набросала несколько рекламных объявлений для радио и телевидения, а также пару для прессы. Мы проведем стремительное наступление на территории твоего избирательного округа в течение двух полных недель перед предварительными выборами. А еще, я думаю, нам следует акцентировать внимание на истории семьи Минтиров, которые живут здесь из поколения в поколение, скажем, что твоя семья воплощает дух Джонстауна, пострадавшего от Великого потопа, но не сдавшегося, не сломленного, неустрашимого. История твоего прадедушки может рассказываться и пересказываться в печати, по радио и телевидению. Все почувствуют симпатию к уроженцу этих мест с крепкими корнями, патриоту родного края. Дейв Уилсон не такой. Он переехал сюда двенадцать лет назад, после того как проиграл на выборах в Огайо.

– А, избитый прием: «политический авантюрист», «пришлый кандидат».[16] Кейла, тебе известно мое отношение к подобным манипуляциям.

– Я отлично знаю о твоем отношении, – парировала она. – Еще бы мне не знать! Но как ты относишься к тому, чтобы избавить избирателей от депутатов, подобных Дейву Уилсону? Как ты относишься к тому, чтобы сделать достоянием гласности правду о тебе и твоем прошлом и правду о нем?

– Ну, конечно, я не хочу, чтобы Уилсон победил. Он алчный мошенник-виртуоз, который подрывает веру народа в правительство.

– И мы позаботимся о том, чтобы все в этом избирательном округе по выборам в конгресс знали об этом. Единственное, что меня беспокоит, – его угроза обратиться к прессе со своей версией проделки молодчиков из ВМБДШ на обеде по сбору средств.

– Об этом не беспокойся. – Мэт пренебрежительно передернул плечами, явно проявляя больший интерес к буррито,[17] которое он разворачивал, чем к угрозам Дейва Уилсона. – О том вечере Уилсон не скажет ни слова. Отважный фотограф, который щелкнул нас, сделал также несколько снимков старины Дейва в тот вечер. С очень молодой и очень сексуальной женщиной, которая совершенно определенно не является его многострадальной женой. Если Дейв хочет устроить дуэль на фотографиях, он проиграет. Но если он не коснется событий той ночи, я тоже промолчу.

– Это более чем справедливо, – сказала Кейла. – Потому что ты мог бы сегодня передать тот снимок для публикации, и к завтрашнему дню его бы ждала политическая смерть.

– Я предпочитаю проводить кампанию, используя достойные приемы, и добиться победы честным путем, а не при помощи шантажа и сплетен, чтобы убрать оппонента.

– Какое дивное рекламное высказывание! – восхищенно выдохнула Кейла. – Нет, я в самом деле жажду работать с тобой, чтобы победить на этих выборах, Мэт. Ты даже мысли не допускаешь, что я могла бы помочь тебе?

– Что ж, мне очень понравилась твоя идея о том, чтобы отразить историю семьи Минтиров в ходе кампании. Мне бы хотелось таким образом воздать должное своей семье.

Кейла широко улыбнулась.

– Я тут же начинаю над этим работать.

Мэт нарочно подвигался в кресле, чтобы она скатилась к нему поближе. Он поймал ее и держал, прижав руками и ногами, с улыбкой глядя ей в глаза.

– Сдаюсь. У меня теперь свой собственный личный специалист по политической рекламе. Не правда ли, тут какая-то ирония судьбы?

– И может быть – всего лишь может быть, – ты готов признать, что не каждого в этой сфере можно назвать негодяем с чрезмерным честолюбием? – Она шутливо ущипнула его за подбородок.

Он рассмеялся и поймал ее руку.

– С леди непросто договориться. Но если ты признаешь, что не все политики пекутся только о собственных интересах и крайне нечистоплотны, как Дейв Уилсон, тогда я признаю, что не все политические консультанты одного поля ягода с Диллоном и Уордом.

– Считай, договорились! – Она положила ногу между его ногами. – Искусство компромисса определенно одно из твоих достоинств, Мэтью Минтир.

Он уткнулся носом в ее шею, прижимая ее к себе своими большими, сильными руками.

– А искусство любви – еще одно. Продемонстрировать тебе его, Микаэла?

– Да, пожалуйста, – шепнула она, удерживая его, любя его навсегда.

Восемь месяцев спустя конгрессмен США Мэтью Минтир, который сумел победить на выборах с огромным перевесом голосов, приехал в больничную палату к жене с дюжиной роз в одной руке и огромным розовым мишкой – в другой. Он гордо улыбался, широким шагом направляясь в палату, и без того до отказа набитую цветами, воздушными шарами и свертками в яркой бумаге, перевязанными розовыми лентами.

Маленькая Мора Кэтлин Минтир лежала на руках у мамы и дремала, ни на что вокруг не обращая внимания. Кейла, наклонив голову, смотрела на свою крохотную дочурку широко раскрытыми изумленными глазами. Когда она подняла глаза, то увидела наблюдающего за ними Мэта; взгляд его темно-синих глаз был собственнически горд и лишь чуть-чуть затуманен слезами. Она протянула к нему руку, и он быстро положил розы и мишку и пересек комнату, чтобы взять ее и поцеловать кончики пальцев.

– Это самая прекрасная картина, какую я когда-либо видел, – хрипло сказал он. – Моя жена держит нашего ребенка. Я хочу запечатлеть это в своей памяти и сохранить там навсегда.

– А чтобы не забыть, у тебя есть те три пленки, которые ты отснял со вчерашнего дня, – сухо сказала Кейла. Но ее сердце оттаяло, когда Мэт поднял крохотную Мору и прижал ее к груди.

Младенец открыл свои огромные синие глаза и не отрываясь серьезно смотрел вверх на своего отца. Затем девочка издала тихий звук, возможно чихнула.

Мэт и Кейла рассмеялись.

– Врач сказал, что вы с Морой завтра можете ехать домой, – сообщил Мэт, опускаясь на край кровати. Он положил руку Кейле на плечи, так, чтобы обнимать сразу обеих – и жену, и дочь. – Я не могу ждать. Без вас дома одиноко.

Шесть месяцев назад они купили таунхауз[18] в одном из микрорайонов Вашингтона, заселенном молодыми семьями. Детская, пестрящая всеми цветами радуги, ждала своего только что появившегося на свет маленького жильца.