– Кофе бесплатно. Как и погода.
– Вы думаете, с ним будет все нормально?
– Оклемается. Может, малость обморозится, но не серьезно. На самом деле не так уж холодно – это только кажется из-за ветра. Без надежного укрытия недолго и замерзнуть в таком буране, но пилот сейчас в тепле, и ему ничего не грозит.
Пол Вискерс шумно засопел, бросив суровый взгляд на миссис Лэнсфорд. Все это приключение ему не нравилось. Он потерял шапку во время шквала, и сейчас волосы его были в страшном беспорядке.
– Хотел бы я знать, что произошло на самом деле... Почему этот человек помог вам сбежать? Что он ожидал получить взамен?
– Может, обнаружил в себе остатки человечности, – немного резко ответила миссис Лэнсфорд.
– А я вот так не считаю. Я понимаю, что вы благодарны этому человеку, миссис Лэнсфорд, но если он думает, что мы его отпустим, то глубоко ошибается. Этот тип и его друзья убили двоих людей.
– Не думаю, что они его друзья.
– Тогда почему же он оказался с ними?
Бак Стивенс завозился в глубине убежища:
– Неужели вы не можете оставить ее в покое? Почему бы вам не помолчать немного?
Вискерс резко обернулся. Впервые стажер осмелился ему прекословить, и это, казалось, застало фэбээровца врасплох: он не знал, окрыситься ему или пропустить сказанное мимо ушей. Вид у него был растерянный, и он нервно сжал в кулак затянутую в перчатку руку.
Голос Вашмена звучал хрипло и устало – для всех них день выдался на редкость тяжелым.
– Давайте-ка все пока отставим и постараемся отдохнуть.
Вискерс повернулся к нему:
– Они же на этой горе, совсем рядом.
– Тогда за чем же дело стало? Раз вы такой тигр – идите и захватите их.
– Я трезво оцениваю свои возможности, патрульный. Я бы не смог найти эту хижину в такой буран, даже если бы речь шла о моей жизни. Но вы сможете.
– Взгляните на часы, Вискерс.
– При чем здесь время?
– Солнце садится. Через полчаса и такого света уже не будет. Так что мы пока никуда не пойдем, и они – тоже.
* * *
То, что преступники направляются именно к лесничеству, Вашмен понял уже утром, еще до снежной бури, идя по их следам. Беглецы забирались все выше и выше по узким горным тропинкам, которые могли вести только туда. Утвердившись в этом мнении, Вашмен мог продолжать погоню и после того, как буран замел все следы. Вискерс, будучи никудышным всадником, здорово замедлял их продвижение, но они все же худо-бедно продвигались вперед до самого полудня, но потом лошадь Вискерса охромела, разбив копыта об лед, и им пришлось остановиться под утесом. К этому времени Вашмен уже не мог точно сказать, где они находятся, но у него было ощущение, что до вершины не так уж далеко: судя по проглядывающим изредка в снежной мгле кривым, чахлым деревцам, они уже поднялись до границы леса. С другой стороны, их трое против пятерых, а в руках у беглецов женщина-заложница, к тому же надвигается снежный буран, который может спутать все карты. С учетом всего этого казалось слишком рискованным пробираться к хижине.
Беглецы, скорее всего, сочли, что оставили преследователей далеко позади. Если им вообще удастся добраться до лесничества, то почти наверняка они не уйдут оттуда, пока не кончится буран: преимущества пребывания под крышей слишком очевидны, особенно при условии, что снаружи в такую погоду им ничего не светит, кроме риска замерзнуть в снегу.
Конечно, вполне вероятно, что преступники вообще не доберутся до хижины. Может быть, они потеряли друг друга и теперь гибнут поодиночке на голых горных склонах? Или оставили попытки добраться до хижины и, сделав крюк, чтобы обойти своих преследователей, направились назад на равнину. Но в таком случае они неизбежно должны наткнуться на полицейские цепи, выставленные по всей округе, и Вашмен сомневался, что беглецы до такой степени сваляют дурака: после того, как они не клюнули на грузовики, оставленные им в качестве приманки возле костра, он все более склонялся к мысли, что их ведет человек опытный и искушенный в премудростях бродячей жизни.
Возможно, они уже добрались до хижины. Если так, то какое-то время преступники останутся в ней и никуда не денутся. Поэтому Вашмен объявил остановку и соорудил убежище под защитой утеса.
Миссис Лэнсфорд прямиком набрела на их лагерь, поскольку здесь пролегал единственный удобный путь с южного склона – в остальных местах было слишком много острых камней и валунов, – к тому же здесь пролегала узкая тропа, та самая, по которой беглецы поднимались вверх. Миссис Лэнсфорд и намеревалась следовать этим путем – так она могла быстрее всего попасть домой. Ей было известно, что если она сумеет не сбиться с этой тропы, то вскоре найдет хоть какую-то защиту от ветра, ибо ниже росли деревья и отроги горы прикрывали склон от свирепого шквала.
Едва напор ветра ослабел, она остановилась и какое-то время ожидала на тропе Уолкера, но тот так и не появился, и ей стало ясно, что ждать дальше не имеет смысла.
Пришлось смириться с мыслью, что он не придет: то ли стал спускаться по другому склону, то ли спрятался где-то поблизости от хижины, то ли вообще не сумел выбраться и остальные вернули его, а то и убили.
Она горевала по этому поводу, бредя по склону с лошадью в поводу, когда столкнулась чуть не нос к носу с Баком Стивенсом. Несколько мгновений царила полная сумятица – Вискерс совсем уж собрался стрелять в нежданную гостью, приняв ее за злоумышленника, – но вскоре все стало на свои места. Они привели женщину к себе в убежище, накормили горячим бульоном, и она поведала им свою историю.
Стойкость и мужество миссис Лэнсфорд поразили их, хотя многие женщины, избравшие своим уделом жизнь в глуши, наделены редкостной силой духа. Когда Вискерс начал распространяться, как беспокоится за нее муж, миссис Лэнсфорд посмотрела на него с некоторым презрением и бросила: "Надо же, как мило с его стороны" – и огляделась вокруг, явно подчеркивая, что Бена Лэнсфорда тут нет. Миссис Лэнсфорд ни в грош не ставила своего мужа – и Вашмен вдруг понял, что сожалеет по этому поводу, ибо это разрушало некую романтическую иллюзию: ты спасаешь женщину от смертельной опасности, готовясь вернуть ее в лоно семьи, и ожидаешь, что она чуть ли не заплачет от радости при виде любимого мужа, – а тут на тебе! На миг он даже возненавидел миссис Лэнсфорд, сочтя ее неблагодарной особой, хотя виной всему был его собственный страх, что ее поведение каким-то образом бросает тень на все то хорошее, что сложилось между ним и Лайзой.
Это было мимолетное ощущение, и Вашмену не позволили долго ему предаваться. Едва миссис Лэнсфорд немного отогрелась и смогла связно отвечать на вопросы, как вдалеке послышались мужские крики. Женщина стремительно вскочила и выскочила из укрытия прежде, чем кто-либо другой успел пошевельнуться. Вашмен выбежал следом – миссис Лэнсфорд, подобрав поводья, зачем-то уводила за собой лошадь, и он догнал ее, когда она, найдя Уолкера, начала шлепать его по лицу, чтобы привести в чувство.
Теперь, когда они засунули Уолкера в вонючий лошадиный труп, Вискерс снова принялся расспрашивать женщину вкрадчиво-вежливым голосом, как это принято в ФБР.
– А теперь, миссис Лэнсфорд, если вы не возражаете, я хотел бы, чтобы вы рассказали все, что можете, об остальных четверых.
Миссис Лэнсфорд начала рассказывать, и Вашмен слушал с неослабным вниманием. В глубине души он поражался ее самообладанию и мужеству, но сейчас главное было представить себе как можно лучше тех, кто остался там наверху. Портреты двоих – самого старого, Хэнратти, и того, кого называли Бартом, – получались весьма расплывчатыми, но тот, к кому все обращались "Стив", и другой, которого величали "майором", похоже, произвели на нее сильное впечатление. Исходя из сведений, полученных из Вашингтона, Вискерс предположил, что их фамилии Бараклоу и Харгит. Когда миссис Лэнсфорд говорила об этих людях, ее тон менялся – похоже, они здорово напугали ее, и даже не тем, что они ее похитили. Когда человека захватывают в плен, все его мысли вертятся вокруг вопроса: "Что же станется со мной?" – и миссис Лэнсфорд не была здесь исключением. Но те двое вызывали у нее страх иного рода: Харгит – своим холодным спокойствием и безразличием, Бараклоу – садистской злобой. Она ничуть не удивилась, когда узнала, что помощника констебля нашли мертвым в ее доме, поскольку помнила, что Бараклоу выходил последним, и ей бросилось в глаза странное удовлетворение, написанное на его лице.
