К каким конкретным событиям отсылают оба катрена, непонятно. Впрочем, это касается едва ли не большинства пророчеств Нострадамуса.
Катрен 5–5 выглядит как обличение тирании:
Soubz umbre faincte d'oster de servitude,
Peuple & cite, l'usurpera luy mesmes:
Pire fera par fraulx de jeune pute,
Livre au champ lisant le faulx proesme.
Под предлогом избавления от рабства
Народа и города сам его узурпирует.
Сотворит зло из-за обмана юной потаскухи,
Доставленный в лагерь сверкающий фальшивый камень.
Последняя строка непонятна; комментаторы читают ее как «Доставленный в лагерь, читая фальшивую поэму» (или торжественную речь). Однако слово proesme означало также «страз», цветной горный хрусталь, использовавшийся для изготовления имитаций драгоценных камней, и в этом случае lisant («читающий») – опечатка от luisant («сверкающий»). Нострадамус не в первый раз говорит здесь об установлении личной тирании под предлогом освобождения народа. Этьен Ла Боэси писал о тираноборцах, использующих громкие слова о свободе ради установления своей собственной единоличной власти: «Другие, последовавшие за этим попытки, направленные против римских императоров, были лишь заговорами честолюбцев, крах которых недостоин сожаления, ибо легко убедиться, что они стремились не уничтожить корону, но возложить ее на другого, они замышляли изгнать тирана и сохранить тиранию. Подобным людям я первый не пожелал бы успеха, и я рад, что они своим примером показали, как не следует злоупотреблять священным именем свободы для прикрытия низких замыслов».[158]
В катрене 5—26 происходит сенсация: некий «народ рабов» достигает зенита военной славы:
La gent esclave par un heur martial,
Viendra en hault degre tant eslevee:
Changeront prince, naistre un provincial,
Passer la mer copie aux montz levee.
Рабский народ благодаря военной удаче
Поднимется на высочайший уровень.
Сменят принца, появится провинциал.
Войско, поднявшееся в горы, пройдет морем.
Иногда, по созвучию, в этом «рабском народе» видят славян, что открывает широкий простор для предсказаний о будущем России. Можно, например, увидеть в «провинциале» Ленина или Сталина, сменивших принца (то есть правителя) из дома Романовых. Но предсказания так туманны, что вряд ли дают основание для подобных смелых трактовок.
В катрене 8—100 Нострадамус подводит печальный «промежуточный итог» человеческой истории:
Pour l`abondance de larme respandue
Du hault en bas par le bas au plus hault
Trop grande foy par ieu vie perdue,
De soif mourir par habondant deffault.
Из-за обилия пролитых слез
Верхами на низы, низами на верхи,
Слишком большая вера, в игре потеряна жизнь.
Смерть от жажды из-за обильной нехватки.
В катрене 9—11 Господь карает людей за неправедную расправу:
Le juste a tort a mort Ion viendra mettre
Publiquement & due millieu estaint:
Si grande peste en ce lieu viendra naistre,
Que les jugeans fouyr seront constraint.
Праведника по ошибке предадут смерти
Публичной, и [он будет] истреблен из среды.
Столь великий мор произойдет в этом местечке,
Что судьи будут вынуждены бежать.
Катрен 9—14 непрост для прочтения, однако явно повествует о жестокостях правосудия:
Mys en planure chaulderons d'infecteurs,
Vin, miel & huyle, & bastis sur forneaulx
Seront plongez sans mal dit mal facteurs
Sept fum extaint au canon des borneaux.
Красильный чан наполнен до краев
Вином, медом и маслом, и воздвигнуты жаровни.
[Туда] будут погружены без вины объявленные злодеями.
Семь дымов взовьются по канону скудоумных.
Слово infecteur во французском языке означает «разносчик заразы». Как мы помним, немало «сеятелей чумы» было безвинно лишено жизни по обвинению в распространении эпидемий. Автор этих строк, однако, считает, что в данном случае слово произведено от латинского infector, «красильщик». Во всяком случае, о чанах, до краев наполненных «сеятелями чумы», история не сообщает. Последняя строка неясна до крайности; слова bоrnеаux во французском языке нет и не было. Возможно, Нострадамус «подогнал» под рифму множественное число от borne («скудоумный, ограниченный»). Canon означает не только «канон», но и «труба дымохода». Во Франции смертная казнь путем варения заживо полагалась за очень небольшой ряд преступлений, направленных против государства и монополии короля на власть (в частности, подделку монеты).
В катрене 9—48 ураган налетает на «большой город у морского Океана» – Бордо:
La grand cite d'occean maritime,
Environee de maretz en cristal:
Dans le solstice hiemal & la prime,
Sera temptee de vent espouvantal.
Большой город у морского Океана,
Окруженный топями в хрустале,
Во время зимнего солнцестояния и весной
Будет испытан страшным ветром.
Бордо был одним из центров соледобычи; солончаки блестят на солнце, как хрусталь – отдадим должное образности языка Нострадамуса.
Печальная участь некоей дамы описывается в катрене 9—78:
La dame Greque de beaute laydique,
Heureuse faicte de procs innumerable,
Hors translatee au regne Hispanique,
Captive prinse mourir mort miserable.
Женщина, обладающая красотой Лаиды,
Осчастливленная бесчисленными воздыхателями,
Вывезена в Испанское царство.
Плененной, схваченной, умереть [ей] печальной смертью.
Лаида (Лаис) – гетера из древнегреческого города Коринфа; была убита соперницами, завидовавшими ее красоте. Возможно, Нострадамус имел в виду Елизавету Валуа (1545–1568), дочь Генриха II, ставшую в 1559 году супругой Филиппа II Испанского. Она отличалась слабым здоровьем и умерла вскоре после рождения второй дочери Катарины.
В катрене 10–41 мы неожиданно встречаем описание музыкального или песенного фестиваля; в эпоху Возрождения они регулярно проводились по всей Франции:
En la frontiere de Caussade & Charms
Non guieres loing du fonds de la vallee,
De ville Franche musicque a son de luths,
Environnez combouls & grand myttee.
На рубеже между Косадой и Кайлюсом,
Совсем недалеко от низа долины,
[Из] Вильфранша [доносится] музыка под звуки лютней
В сопровождении кимвалов и больших струн.