Однажды великолепным летним днем в недавней части вечности, там, где Тени всех великих писателей в райских садах на ложе из травы-муравы отдыхали под балдахинами из желтых нарциссов и где каждый их них был несказанно счастлив, слушая, как все остальные читают вслух только его собственные сочинения (так Юпитер заколдовал их уши), неожиданно появилась Тень, которой никто не знал. Она (а вновь прибывшая предъявила столь неоспоримые доказательства пола, как коротко остриженные волосы и мужеподобную походку) с победоносным видом заняла место в самом центре, и, высокомерно улыбнувшись, заявила:

— После веков притеснений я вырвала, наконец, свои права у шайки самовлюбленных богов. На земле я была Поэтессой Форм и пела невнимательным ушам; отныне — вечности, почестей и славы.

Но этому не суждено было сбыться, и вскоре она стала несчастнейшей из бессмертных, тщетно надеясь когда-нибудь убраться к черту из Рая, поскольку Юпитер не заколдовал ее уши, и она не могла не слышать извергавшихся из уст каждой благословенной Тени непрерывных потоков цитат из их собственных сочинений. Более того, ей было отказано и в счастьи цитировать собственные поэмы, и она не могла вспомнить из них не единой строчки, так как Юпитер распорядился, чтобы память о них пребывала в преисподней как часть поистине дьявольской машины.

Республика Мадагония в течение долгого времени была достойна представлена при дворе Короля Патагаскара офицером в звании Фата, но однажды Мадагонский Парламент возвел его в чин Франта. На следующий день после того, как он узнал о своем новом звании, он поспешил информировать об этом Короля Патагаскара.

— Ах, да, я понимаю, — сказал Король. — Вы повышены в чине, вам увеличили жалованье и содержанье. Утверждено назначение?

— Да, Ваше Величество.

— И теперь у вас две головы, не так ли?

— О, нет, Ваше Величество, — только одна, уверяю вас.

— В самом деле? А сколько рук и ног?

— По две, сэр, — только по две.

— И только одно тело?!

— Только одно, как вы сами понимаете.

Задумчиво сдвинув на затылок корону и почесав свою королевскую лысину, Король некоторое время помолчал и сказал:

— Я думаю, что вакансия была использована неправильно. Кажется, вы тот же самый круглый болван, каким были и раньше!

Набожный Человек, перегрузивший свой желудок жареной дичью, свидетельствуя свою признательность Небесам за то, что они помогли ему избежать многочисленных бед, доставшихся другим, уснул за столом и увидел сон. Ему приснилось, что он живет в стране, где утки — правящий класс, и что каждый год они устраивают праздник, чтобы засвидетельствовать свою признательность Небесам за то, что они сохранили им жизнь сейчас, чтобы убить их позже. Однажды, за неделю до очередного праздника, он встретил Самого Главного Индюка, Верховного Жреца, и тот сказал ему:

— Будьте добры, приведите себя в порядок и подготовьтесь к обеду в День Благодарения.

— О, Ваше Превосходительство, — с восторженной улыбкой ответил Набожный Человек, — уверяю вас, я приду голодным! Ведь это немалая честь — обедать с Вашим Превосходительством!

Верховный Жрец внимательно посмотрел на него и сказал:

— Как от одного из низших домашних животных, от тебя нельзя ожидать, что ты знаешь хоть что-нибудь, но кое-что тебе все-таки следовало бы знать. Но раз уж ты и этого не знаешь, позволь заметить, что готовиться к обеду — это одно, а быть приготовленным к обеду — совсем другое.

С этими словами Верховный Жрец оставил его, и впредь Набожный Человек представлял себя то в виде белого мяса, то красной дичи — до тех пор, пока не был грубо разбужен животным ужасом.

Увидев, что два ярчайших светила теософии одновременно находятся в одном и том же месте — да еще в компании с Прахом Мадам Блаватской, Исследующая Душа решила, что этот момент весьма благоприятен для того, чтобы выучиться чему-нибудь стоящему. Поэтому она присела на ногу одному из них, посидела некоторое время на ноге другого и, наконец, приложила ухо к замочной скважине гроба с Прахом Мадам Блаватской. Когда Исследующая Душа выполнила все действия в обозначенном порядке, она высказалась в духе Ахунда Свинга, впала в губительную привычку стоять на голове и поклялась, что ее мать была догматическим параллогизмом. В итоге она стала почитаться столь высоко, что когда двое других джентльменов были повешены за ложь, Теософы выбрали ее в правление их Приносящего Бедствия Комитета, и после тихой жизни и почетной смерти от пинка осла она была перевоплощена в Желтую Собаку. По существу она съела Прах Мадам Блаватской, и Теософии с тех пор просто не существовало.

Однажды Опоссум, который обычно спал, зацепившись хвостом за самую высокую ветку дерева и свисая вниз головой, проснулся и увидел большую змею, обвившуюся вокруг ветки между ним и стволом дерева.

«Если я останусь на ветке, — сказал он самому себе, — она меня проглотит, а если я соскочу, то сломаю себе шею.»

Тогда он решил притвориться.

— Мой замечательный друг, — сказал он, — мой родительский инстинкт узнает в вас благородное доказательство и иллюстрацию к теории эволюции! Вы — Опоссум Будущего, Самый Подходящий Вид, который переживет все наши виды, окончательный результат прогрессирующей цепкости — сплошной хвост!

Змея, гордившаяся своим древним — в соответствии с Библейской историей — происхождением, оказалась ортодоксом и не восприняла научную точку зрения.

Семьдесят пять мужчин обратились к Президенту Общества Спасения Утопающих с требованием о награждении их большой золотой медалью за спасение жизней.

— Ну, что ж, — сказал Президент, — при достаточном усердии столько мужчин должны были спасти немалое количество жизней. И скольких вам удалось спасти?

— Семьдесят пять человек, сэр, — ответил их уполномоченный.

— О, по одной спасенной жизни на каждого — это и в самом деле очень хорошая работа! Вы получите не только большую золотую медаль Общества, но и рекомендации для службы в любой спасательной станции на побережье! Но как вам удалось спасти столько жизней?

И их уполномоченный ответил:

— Мы слуги закона и только что отказались от преследования двух кровожадных разбойников!

Выдающийся Натуралист, путешествуя по Австралии, увидел чем-то занятого Кенгуру и бросил в него камень. Кенгуру, в свою очередь, тут же бросил все свои дела, прочертил на закатном небе параболическую кривую, охватившую семь областей, и исчез за горизонтом. Выдающийся Натуралист выглядел весьма заинтересованным, но в течение целого часа ничего не говорил, а затем сказал своему Проводнику:

— У вас здесь, наверное, очень большие луга?

— Нет, не очень большие, — ответил Проводник, — примерно такие же, как в Англии или Америке.

Помолчав еще около часа, Выдающийся Натуралист сказал:

— В сене, которое мы будем сегодня вечером закупать для наших лошадей, я думаю встретить стебли длиной около пятидесяти футов. Я ведь прав, не так ли?

— Конечно, нет, — сказал Проводник. — Обычная длина стеблей нашего сена — примерно от одного до двух футов. Но о чем вы думаете?

Выдающийся Натуралист сразу не ответил, но позже, когда они среди теней ночи ехали через необитаемую безграничность Великой Уединенной Земли, он нарушил тишину, сказав:

— Я думаю о необычайной молчаливости этого кузнечика.