— Нет, если бы мне были просто нужны новости, я бы не стал этого делать. Но помните, вас наняла редакция «Блейд». Это «Блейд» будет платить вам за работу. А мы зарабатываем деньги, распространяя новости. Рано или поздно, но сведения о показаниях Деккера и его исчезновении появятся на свет Божий. Вы узнаете, когда это случится. И когда это произойдет, я хочу, чтобы первым делом вся информация попала в «Блейд».

— Предположим, — медленно проговорил Грифф, — вдруг неожиданно выяснится, что Деккер тут совсем ни при чем и его просто напрасно побеспокоили? Предположим, что он ничего больше не знает, кроме того, что уже рассказал офицеру полиции? Попробуйте представить, что Деккер пришел ко мне вне себя от страха, в состоянии, близком к истерике. Предположим, что нет никакой причины, чтобы Деккеру необходимо было исчезнуть на какое-то время. У него нет никаких дел в городе, которые требовали бы его присутствия здесь. Представьте себе на минуту, что я предоставил Деккеру убежище не потому, что считал это необходимым, а просто потому, что он был издерган до последней степени, а также потому, что он мог и хотел заплатить мне за услуги.

— Вы готовы поклясться, — спросил Бликер, — что все это чистая правда?

— Нет уж, я не собираюсь делать никаких заявлений в вашем присутствии. Я просто спрашиваю вас, какова будет ваша позиция, если все это правда?

— Тогда я был бы вам очень благодарен, если бы вы дали возможность «Блейд» «обнаружить» Деккера, когда ему придет время появиться в качестве свидетеля.

Грифф вытянул длинные ноги, сделал быстрое движение вперед и через секунду уже стоял, выпрямившись во весь свой шестифутовый рост. Распахивающиеся полы халата позволяли видеть тонкую шелковую пижаму, пока он шел к двери.

— Может быть, — сказал он тоном, не оставляющим никакого сомнения в том, что разговор окончен, — это и можно организовать.

Он повернул ручку и широко распахнул дверь.

Доктор П.С. Купер был толстый, краснощекий, как херувим, мужчина с холодными, серыми, задумчивыми глазами. Он оценивающе разглядывал пришедшего к нему Гриффа, а затем перевел глаза на его визитную карточку.

— Криминолог, — почти пропел он. Грифф кивнул.

— Вы расследуете какое-то дело? — поинтересовался Купер.

— Да, смерть Фрэнка Б. Кэттея. Если не ошибаюсь, он умер вчера во второй половине дня.

— Совершенно верно. Могу ли я узнать, чем вызван ваш интерес к этому делу, мистер Грифф?

— Я расследую это дело.

— Вы это уже раньше говорили.

— Я занимаюсь сбором информации.

— Для кого?

Грифф улыбнулся и покачал головой. Глаза доктора Купера, казалось, стали еще более задумчивыми.

— Я могу сказать вам, — предложил Грифф, — что я хочу выяснить, и это пока все.

— Пока что, — заявил Купер, — я тоже ничего не могу вам рассказать.

— Вы не можете обсудить со мной детали этого дела, доктор, даже в интересах торжества справедливости?

— Когда меня приглашают лечить человека, — сказал доктор Купер, — я не имею права обсуждать с кем бы то ни было, что я обнаружил во время лечения, кроме соответствующих судебных органов, и даже тогда, когда меня вызовут повесткой в суд как свидетеля, даже тогда я не буду считать себя свободным от моего профессионального долга. Я имею в виду, что даже тогда я не буду иметь право обнародовать то, что доверил мне пациент.

Грифф не сводил с лица своего собеседника внимательного, напряженного взгляда, затем глаза его уже не отрывались от губ доктора Купера.

— Доктор, меня интересует только то, что сообщил вам ваш пациент, то, что было связано с поставленным вами диагнозом и предписанным лечением. Ведь это не является в данном случае профессиональной тайной?

— Согласно букве закона вы правы, я имею в виду то, что мне стало известно от больного, когда я ставил ему диагноз и назначал лечение. Но вы должны понять, что мое собственное суждение об этих вопросах является окончательным. Другими словами, любой суд допускает, что только моя совесть врача в состоянии решить, что является моей профессиональной тайной, а что нет.

— А родственники умершего могут заставить или уговорить вас рассказать об этом? — спросил Грифф.

— Думаю, нет. То, что было сказано мне человеком, которого я лечил, является совершенно личным.

Грифф протянул ему руку, и, поколебавшись немного, доктор Купер пожал ее.

— Благодарю вас, — сказал Грифф. — Мне было очень приятно познакомиться с вами. Я очень благодарен вам за ту информацию, которую вы мне предоставите.

Доктор Купер широко распахнул от удивления глаза.

— Но я ведь ничего не сказал вам! — воскликнул он. На лице Гриффа заиграла самодовольная улыбка.

— Да нет же, доктор, вы ошибаетесь. Конечно, прямо вы ничего не сказали, но тем не менее, хоть и против своей воли, сообщили мне довольно важную вещь.

Что вы имеете в виду? — возмутился доктор Купер.

— Я имею в виду, что соответствующие судебные органы, по всей видимости, весьма заинтересует тот факт, что вы тщательно и преднамеренно скрываете от закона какие-то сведения, которые Кэттей доверил вам, как лечащему врачу. А теперь прощайте, доктор.

И криминолог вышел из комнаты, оставив на пороге смущенного и сильно встревоженного врача, который не нашелся что сказать.

Усмехнувшись про себя, Грифф отправился к доктору Амстеду.

Доктору, видимо, доставляло немало удовольствия окружать себя атмосферой профессиональной тайны, даже внешность его безошибочно свидетельствовала о выбранной им профессии. На лбу у него сверкало маленькое круглое зеркало с дырочкой посредине, пользуясь которым он видел все, что скрывалось в горле его пациента.

Доктор Амстед был одет в чистейший белый халат, а воздух в кабинете, казалось, весь состоял из каких-то чисто медицинских запахов. Глаза его не были такими настороженными, как у доктора Купера. Он был скуластый, высокий и худощавый, с узким, будто щель, ртом.

— Чем я могу быть вам полезен, мистер Грифф? — осведомился он.

— Я бы хотел кое-что узнать от вас в связи с делом Кэттея, — ответил Грифф.

— Ничем не могу вам помочь, — резко сказал доктор. — Здесь нечего обсуждать. Человек этот умер естественной смертью. Я подписал свидетельство о смерти. Можете посмотреть его. Больше ничего не могу вам сказать.

— А не могли бы вы рассказать мне, — спросил Грифф, — какие симптомы были у Кэттея перед смертью?

— Нет.

— Была ли у него температура?

— Ничего не могу вам сказать.

— Можете вы назвать мне время, которое прошло с момента появления первых симптомов заболевания до момента наступления коматозного состояния, которое и продолжалось, насколько я знаю, до самой смерти?

— Нет.

— Могу я узнать, почему?

— Это профессиональная тайна.

— Понятно. А что-нибудь, что не является профессиональной тайной, вы можете мне рассказать?

— Что вы имеете в виду?

— Если я задам вам вопрос о чем-то, что не является профессиональной тайной, вы мне ответите?

— Думаю, да.

— Правда ли то, — произнес Грифф медленно и веско, — что в вашем присутствии и в присутствии газетного репортера доктор П.С. Купер, который был вместе с вами приглашен к больному, заявил, что симптомы болезни соответствуют симптомам отравления люминалом?

Лицо доктора Амстеда вспыхнуло.

— Я не несу ответственности за слова доктора Купера, — резко заявил он.

— Я только спрашиваю, говорил ли это доктор Купер.

— Мне кажется, — сказал доктор Амстед, — что он… По-моему, мне не следует отвечать на этот вопрос.

— На каком основании, доктор? Доктор Амстед опять покраснел.

— На том основании, что вас это совершенно не касается.

— Но может статься, — Грифф улыбнулся вкрадчивой улыбкой, — что меня это как раз очень касается. Это часть той работы, которую я выполняю для города.

Грифф не отводил испытующего взгляда от губ доктора, которые сжались в тонкую, бескровную полоску.