А в сущности, маленький караван сделал в этот первый переход всего восемь километров.

Как только остановились, Корнелия и Наполеона вышли наружу, закутавшись хорошенько, чтобы не простудиться от резкой перемены температуры: внутри повозки было десять градусов выше нуля, а на воздухе — десять ниже нуля. Что касается Кайеты, то, с детства привыкшая к суровым зимам, она вышла, как была.

— Надо теплее одеваться, Кайета, — обратился к ней Жан. — Ты рискуешь простудиться.

— О, я не боюсь холода, — отвечала она, — у нас в долине Юкона к нему привыкли.

— Все-таки надо теплее одеваться.

— Жан прав, — вмешался Каскабель, — пойди, перепелочка, и оденься потеплее. Если только ты простудишься, то тебе достанется от меня, и сильно. Я живо вылечу от насморка!.. Голову с плеч долой… вот насморк и пройдет, и нечем тебе будет чихать.

При такой угрозе оставалось лишь повиноваться.

Потом все занялись устройством лагеря. В сущности, это было просто. Не надо было ни резать хвороста в лесу для костра, ни собирать травы для лошадей. «Красотка» дала всем необходимый комфорт: и постели и теплый ужин. Надо было лишь дать корму лошадям и укрыть их толстыми попонами. Попугай сидел в клетке, обезьяна у своего корыта; собак тоже не забыли накормить вяленой лосиной.

Позаботившись о животных, вся семья села ужинать или, скорее, обедать, так как час был не поздний.

— Однако! — вскричал Каскабель. — Кажется, первый раз французы обедают на льду Берингова пролива, да еще с таким комфортом!

— Пожалуй, — отвечал Сергей Васильевич. — Но я рассчитываю, что дня через три-четыре мы будем обедать уже снова на твердой земле.

— В Нумане? — спросила Корнелия.

— Нет, на островке Диомида, где мы остановимся дня на два. Наши лошади везут так медленно, что нам понадобится, по крайней мере, неделя, чтобы добраться до азиатского берега.

По окончании обеда все охотно разошлись спать, хотя не было еще пяти часов. Все так устали за день утомительной дороги по льду, что хотелось поскорее расправить уставшие члены и заснуть под теплыми одеялами. Каскабель не счел даже нужным установить дежурство для охраны лагеря. В этой пустыне нечего было бояться опасных встреч, да к тому же и собаки дадут знать, если кто-либо вздумает явиться потревожить сон обитателей «Красотки».

Все-таки Сергей Васильевич вставал ночью два или три раза посмотреть, в каком положении лед, так как за ночь могла произойти перемена погоды. Но все было по-прежнему, и дул легкий северо-восточный ветер.

На другой день путешествие продолжалось при тех же условиях. Особых препятствий не было, но, как и накануне, все сильно устали. В этот день проехали до обеда двенадцать километров и остановились, как и вчера, довольно рано.

На следующий день, 22 октября, можно было тронуться в путь лишь в девять часов утра, так как до этого было совсем еще темно.

Сергей Васильевич заметил, что небо стало мрачнее, и на юго-востоке собирались облака. Температура шла заметно на повышение.

— Мне это, Жан, совсем не нравится, — сказал Сергей Васильевич. — До тех пор, пока мы едем по льду, мы не должны жаловаться на сильный мороз. Наоборот, мы должны бояться тепла. А барометр, к несчастью, повышается. Прошу тебя, Жан, наблюдать внимательно за состоянием льда. Как только заметишь что-нибудь подозрительное, спеши сюда, чтобы предупредить нас.

— Положитесь на меня, месье Серж.

Ясно, что со следующего месяца и до середины апреля нечего было бы бояться повышения температуры. Но в этом году зима запоздала, и то морозы, то оттепель не давали сразу установиться на проливе ровному льду. Возможно было встретить теперь и полыньи.

Уж лучше было бы переносить двадцатиградусный мороз.

Косые лучи солнца не были в состоянии бороться с туманом, так что выехать пришлось в полутьме. Ветер гнал к северу густые облака.

Жан, во главе маленького каравана, шел, внимательно наблюдая за дорогой. Снег стал рыхлее и поддавался под ногами. Лошади с трудом тащили повозку и едва-едва сделали восемь километров. Ночлег прошел спокойно.

На другой день, 23-го, двинулись в путь в десять часов утра. Сергей Васильевич с тревогой заметил, что температура все повышается; это было совершенно необыкновенным явлением в такое время года и под такой широтой.

Так как было не очень холодно, то Корнелия, Кайета и Наполеона решили идти пешком. Надев эскимосские сапоги, они шли довольно бодро. Все три вооружились деревянными очками и приучались смотреть через прорезанное в них узенькое отверстие. Этим они доставляли удовольствие Сандру, который буквально не знал усталости и прыгал, как молодой козленок.

Повозка продвигалась очень медленно. Колеса ее вязли в глубоком снегу, и лошади с трудом тащили «Красотку». Кое-где попадались глыбы льда, нагроможденные одна на другую, и надо было делать крюк в сторону, чтобы их объехать. Все это удлиняло дорогу. Однако надо было еще радоваться, что пока не встречалось ни одной расщелины — значит, лед был достаточно прочен.

Тем временем барометр все повышался. Это настораживало Сергея Васильевича. Незадолго до двенадцати часов дня женщинам пришлось укрыться в повозке. Пошел сильный, рыхлый снег. Казалось, что хлопья его готовы каждую минуту превратиться в крупные дождевые капли.

Цезарь Каскабель предложил Сергею Васильевичу сесть в повозку, но тот отказался. Разве не мог он переносить все, что переносили его товарищи?

Этот мокрый снег очень беспокоил его. Дело могло кончиться тем, что лед начнет таять. Во что бы то ни стало надо было добраться поскорее до острова Диомида.

Из предосторожности приходилось продвигаться очень медленно. Сергей Васильевич присоединился к Жану, который шел шагах в ста впереди. Каскабель и Гвоздик были возле лошадей, которые постоянно спотыкались. Если только что-нибудь случилось бы с повозкой, пришлось бы ее бросить здесь. Это было бы непоправимым несчастьем.

Шагая возле Жана, Сергей Васильевич не отрывал от глаз бинокля, тщательно всматриваясь в горизонт, который был почти скрыт за снежной завесой. Хлопья снега кружились перед глазами, мешая далеко видеть. Шли почти наобум. Если бы Сергей Васильевич не боялся, что лед может быстро растаять, то уже давно дал бы сигнал остановиться.

— Мы должны достичь острова Диомида сегодня же, — сказал он. — Очевидно, там нам придется дождаться новых морозов.

— А как вы думаете, месье Серж, далеко этот островок? — спросил Жан.

— Думаю, что до него километров шесть. И так как светло будет еще часа два, то надо будет приложить все усилия, чтобы достигнуть его до наступления темноты.

— Не пойти ли мне вперед, чтобы посмотреть, как скорее туда попасть? — спросил Жан.

— Нет, Жан, это опасно! Ты рискуешь заблудиться благодаря метели. Что мы тогда будем делать? Это еще больше осложнит наше положение. Надо уж ориентироваться по компасу. Беда будет, если мы пройдем мимо этого островка, выше или ниже его: что тогда будет с нами?

— Тише, месье Серж, слушайте, — сказал вдруг Жан, нагибаясь над ледяным полем.

Сергей Васильевич тоже наклонился, и они ясно расслышали легкое потрескивание, будто разбивалось стекло. Что это? Неужели треснул лед? Но на поверхности пока трещин не было видно.

Положение становилось в высшей степени опасным. Нечего было и думать провести ночь на льду. Могла случиться страшная катастрофа. Единственное спасение — добраться до островка Диомида. Как жалел Сергей Васильевич, что не уговорил всех переждать еще несколько дней в порту Кларенс!

Жан и он вернулись к повозке и сообщили об опасности Каскабелю. Решили женщинам ничего не говорить, чтобы не испугать их. Мужчины припряглись к повозке и стали помогать лошадям, которые совсем выбились из сил.

Около двух часов дня снег стал утихать, и только отдельные снежинки носились в воздухе, легкие, как пух.

При помощи четырех сильных мужчин повозка продвигалась быстрее, но Сергей Васильевич решил, что остановятся они лишь тогда, когда «Красотка» въедет на берег островка.