12 — То был, друзья, Мартын Задека… — Примечание П: "Гадательные книги издаются у нас под фирмою Мартына Задеки, почтенного человека, не писавшего никогда гадательных книг, как замечает Б. М. Федоров" (VI, 194). Примечание представляет собой полемический ответ на нападки рептильного литератора Б. Федорова в его журнале "Санктпетербургский зритель" (кн. I, 1828). Мартын (Мартин) Задека — вымышленное лицо, якобы жившее в XI в. и являвшееся после смерти с загробными пророчествами (см.: Набоков, 2, 514–516). Приписываемая ему книга, — видимо, перевод с немецкого: "Древний и новый всегдашний гадательный оракул, найденный после смерти одного стошестилетнего старца Мартина Задека, по которому узнавал он судьбу каждого чрез круги счастия и несчастия человеческого, с присовокуплением Волшебного зеркала или толкования слов; также правил Физиогномии и Хиромантии, или Наук как узнавать по сложению тела и расположению руки или чертам свойства и участь мужеского и женского пола с приложением его же Задека предсказания любопытнейших в Европе происшествий, событием оправданное, с прибавлением Фокус-Покус и забавных загадок с отгадками". М., 1814. В 1821 г. вышло уже третье издание. 16 сентября 1827 г. А. Н. Вульф, посетив П в Михайловском, отметил в дневнике, что видел у него на столе "изъяснение снов, скрывшееся в полдюжине альманахов" (Пушкин в воспоминаниях современников, 1, 415). П, видимо, пользовался этой книгой и после написания пятой главы EO. Сочинения Мартына Задеки воспринимались в кругу образованных современников П как курьез, однако были известны. В 1824 г. декабрист Батеньков в письме А. А. Елагину в свойственной ему шутливой манере извещал, что в 1825 г. непременно решил жениться "паче всего потому, что Мартын Задека, великий Альберт и г. Брюс предрешают единогласно рождение в 1826 году необыкновенного отрока…" (Письма Г. С. Батенькова, И. И. Пущина и Э. Г. Толля. М., 1936, с. 147).

XXIII, 5 — Его с разрозненной   M a л ь в и н о й — "Мальвина" — роман в шести частях М. Коттен, см. с. 211.

9-10 — Грамматику, две Петриады,

Да Мармонтеля третий том. 

Две Петриады — так П иронически именует произведения: "Петриада. Поэма эпическая, сочинения Александра Грузинцова". СПб., 1812 (второе «перетворенное» издание вышло в 1817 г.) и одну из двух поэм: "Петр Великий, лирическое песнопение в осьми песнях, сочинил кн. Сергий Шихматов" (СПб., 1810) или "Петр Великий, героическая поэма в шести песнях стихами сочиненная" Р. Сладковского (СПб., 1803). О Мармонтеле см. с. 212; в библиотеке П имелось полное собр. соч. Мармонтеля в 18-ти т. (1818–1819); см.: Модзалевский Б. Л. Библиотека А. С. Пушкина. — Пушкин и его современники, вып. IX–X. СПб., 1910, с. 282. Третий том включал в себя "Нравственные повести" (Contes moraux), которые в 1794–1798 гг. перевел Карамзин (второе изд. — 1815).

XXV, 1 — Но вот багряною рукою…

Утверждение П в примечании об этих стихах как пародии на Ломоносова было спровоцировано укоризненно-доносительным замечанием о них в рецензии М. Дмитриева: "Шутка над Ломоносовым <…> Так, кажется, старик начинает Оду свою на день восшествия на Престол Императрицы Елизаветы" (курс. М. Дмитриева, "Атеней", 1828, ч. I, № 4, с. 438). Однако пародия эта имеет более сложный характер: в стихотворении И. И. Дмитриева "Чужой толк" перечисляются штампы одических описаний торжеств:

"Чужой толк" вспомнился П в связи с полемикой вокруг статьи Кюхельбекера (см. выше, с. 244). В строфе XXXIII четвертой главы П спрашивал Кюхельбекера, неужели же тот предпочитает поэта из "Чужого толка" современным элегикам. Вопрос этот вызвал у П желание начать в этом ключе описание именин Татьяны, подобно тому, как в "Оде его сият. гр. Дм. Ив. Хвостову" он, как это показал Ю. Н. Тынянов (см.: с. 245), демонстрировал, как бы выглядело на практике осуществление призыва соединить политическую тематику и одическую поэтику. Объектом полемики в этих стихах был не Ломоносов, а Кюхельбекер.

5 — С утра дом Лариных гостями… — Ср.: "За ужином Елизавета Сергеевна объявила нам, что на другой день мы поедем на именины к ее соседям Требинским. Именины в деревне — магические слова" (Смирнова-Россет А. О. Автобиография. М., 1931, с. 44).

XXVI — П создает особый тип литературного фона: в него включены общеизвестные герои произведений, ставшие к этому времени литературными масками, одно упоминание которых оживляет в сознании читателей целый художественный мир.

3-4 — Гвоздин, хозяин превосходный,

Владелец нищих мужиков…

Это, конечно, несколько трансформированный капитан Гвоздилов из "Бригадира" Фонвизина, о котором Бригадирша говорит, что "…бывало, он рассерчает за что-нибудь, а больше хмельной: так, веришь ли богу, мать моя, что гвоздит он, гвоздит ее <свою жену. — Ю. Л.>, бывало, в чем душа останется, а ни дай ни вынеси за что" (IV, 2). Знание этой цитаты раскрывает методы хозяйствования Гвоздина (см. с. 39). В традиции комедии XVIII в даны и имена других гостей, что создает специфическую комическую театрализацию фона всей сцены.

5-6 — Скотинины, чета седая,

С детьми всех возрастов, считая

От тридцати до двух годов…

Это родители Простаковой и Скотинина из «Недоросля» Фонвизина "Г-жа Простакова <…> Вить и я по отце Скотининых. Покойник батюшка женился на покойнице матушке. Она была по прозванию Приплодиных. Нас, детей, было с них восемнадцать человек" (III, 5). Появление на балу у Лариных 12 января 1821 г. персонажей, жизнь которых приурочена к середине XVIII в., не смущало автора: он вывел их именно как литературные типы, сохраняющие актуальность для русской провинции и в его эпоху. Цитированный монолог Простаковой привлекал внимание П — из него он извлек эпиграф для гл. III "Капитанской дочки": "Старинные люди, мой батюшка. Недоросль" (VIII, 1, 294).

9-11 — Мой брат двоюродный, Буянов… — Введение в круг гостей героя поэмы В. Л. Пушкина "Опасный сосед" Буянова интересно не только как расширение литературного фона. П называет Буянова своим двоюродным братом (ср. дальше: "Буянов, братец мой задорный" — V, XLIII. XLIV, 1), имея в виду, что дядя автора EO, В. Л. Пушкин, "произвел на свет" Буянова, а С. Л. Пушкин — самого автора романа в стихах. Такое шокирующее уравнение реального и литературного отцовства приводит к тому, что в EO реально существовавшие и вымышленные герои соседствуют на равных правах, встречаются и влияют на судьбу друг друга. Это, с одной стороны, резко обостряет чувство условности текста (подобно тому, как если бы актер время от времени сходил со сцены в зал, а зрители прохаживались по сцене). Однако, с другой — это же способствует обострению читательского восприятия действия как реально имевших место событий (аналогично эффекту, производимому врезкой в игровой фильм кусков хроникальной ленты).

Можно отметить, что ироническая игра, основанная на смешении реального и литературного родства, у П, как правило, связывалась с образом его дяди В. Л. Пушкина. Ср. "Дяде, назвавшему сочинителя братом":