Карейн и его дядя Ирбад собрались навестить семью кен Рейз. Ирбад и Локбар отправились на охоту. Локбара сопровождал его старший сын Сигран, в то время как Карейн от участия в сем развлечении отказался. Как только барон покинул замок, Карейн, извинившись, покинул гостиную, в которой его развлекали беседой две симпатичные дочки Локбара, связался с Кантором и вернулся обратно. Кантор перенесся в свою комнату — место, за которым, он был уверен, никто не следит. Он вышел в коридор, проследовал по нему до конца, обошел центральную лестницу, миновал несколько комнат, спустился вниз по другой, заброшенной, прошел еще один коридор, чутко прислушиваясь, не зазвучат ли где-нибудь поблизости чужие шаги или голоса. Его целью была оружейная. Он достиг двери, заблокированной несколькими слоями мощнейших заклятий, волнуясь, положил ладонь на ручку — дверь открылась. Он, как и любой совершеннолетний представитель семьи, имел право приходить сюда, когда сочтет нужным. Кантор вошел внутрь. Волнение возросло — не только от того, что он собирался сделать, но и от того, что он увидел. Ему всегда нравилась оружейная комната. Большое помещение, разделенное на части перегородками. Чего здесь только не было. Множество мечей, кинжалов, топоров и метательных ножей, копья с наконечниками из рогов демонов, альвийские луки, загадочные устройства, принесенные старшим кен Рейзом из технологических миров — плазмаганы, лучеметы, гравитационные ружья. Чтобы «война элементов» не уничтожила хрупкие технологические изделия, все эти устройства были помещены в специальные силовые коконы, поддерживавшие внутри себя тот крайне низкий уровень стихийных энергий, при котором все эти странные, но очень красивые штуковины только и могли существовать. Локбаровская коллекция включала в себя даже биологическое оружие — небольшие баночки с насекомыми и бактериями, находящимися в состоянии сна. Но Кантору нужно было не это. Вся эта экзотика никак не могла ему помочь. Но здесь была одна вещица… Он не сразу вспомнил, где ее искать. Нашел у дальней стены, на специальной подставке, в окружении духовых трубок, иглометов и иных, не столь примечательных, арбалетов. Вернее сказать, внешне эти арбалеты как раз были намного более примечательны, чем тот, который требовался Кантору — изящные, хитроумно сделанные, каждый из них казался подлинным произведением искусства. Кантор взял простой черный арбалет… впрочем, нет — несмотря на всю внешнюю простоту исполнения, этот арбалет не казался простым. Даже находясь в окружении других, намного более совершенных моделей, он сразу привлекал в себе взгляд. Он казался… настоящим. Более реальным, чем все остальное. Когда Кантор прикоснулся к нему, ему показалось, что он дотрагивается до живого существа — то ли до скорпиона, то ли спящей змеи. На черном станке сбоку была начертана надпись «Убивает сердце, а не рука».

Этот предмет создали не человеческие руки. Его, среди массы подобного оружия, некогда сотворил хеллаэнский Лорд по имени Сагарус, Любовник Ненависти. Этот Обладающий давно был убит, и большая часть сотворенных им предметов сгинула в веках, но кое-что сохранилось. Этими вещами мог воспользоваться лишь тот, в ком жил отблеск Силы, некогда породившей все эти предметы — Ненависть. И чем более глубокой и всепоглощающей она была, тем лучше. Кантор, который еще несколько лет назад до дрожи боялся зловещей ауры, источаемой Арбалетом Ненависти, теперь был уверен, что Арбалет примет его. И не ошибся.

Взяв эту вещь, Кантор как будто погрузился в омут. Мир потемнел. Все стало немного другим — звуки чуть более тягучими, запахи и ощущения — чуть более резкими. Кантору показалось, что у них с Арбалетом одна энергия на двоих — Предмет Силы жил его жизнью и пробуждался ото сна; но он не только отнимал, но и давал — дарил себя тому, кто был ему открыт и сродне. Он как будто бы заполнил пустоту внутри Кантора, вернул духу чистоту и уверенность, дал новый стержень взамен того, что был сломан и растоптан тогда, в пустыне. Кантор бережно прижал арбалет к себе и покинул оружейную. Он улыбался — искренней и немного детской улыбкой. Он раньше и не подозревал, что чистая эссенция ненависти и смерти может подарить душе такую прекрасную, невыразимую радость.

Секретарь распахнул перед Фольгормом двери такого знакомого кабинета. Фольгорм вошел внутрь. Он слегка прихрамывал, а правая рука висела на перевязи. Штурм замка Йрник состоялся два дня назад, но принц все еще не оправился от полученных ран. Повреждения, нанесенные телу, хотя и были обширны, значения не имели — а вот то, что магическое пламя сожгло часть тканей гэемона, было значительно хуже. Впрочем, Фольгорм еще легко отделался — двое высокорожденных и около трех десятков дворян сгорели без остатка в том огне, который выпустили Кетрав и его присные на нападающих в самом начале сражения. Короткое приветствие, кивок хозяина кабинета в сторону кресла, которое ему предлагалось занять, — все, как обычно…

— Как рука? — спросил Вомфад.

— Спасибо, Уже лучше.

Это была их первая встреча после штурма. Фольгорм видел, что Вомфад изменился… С одной стороны, избавившись от конкурентов, он уже сейчас ощущал себя полновластным правителем, с другой стороны — смерть брата, который до сих пор был опорой ему во всем, не могла оставить Вомфада равнодушным. Он казался намного более отстраненным, погруженным в себя, чем обычно. Возможно, впервые он усомнился в правильности того, что делает. Возникал вопрос, каким он выйдет из нынешнего состояния: еще более сильным и целостным чем прежде, или постепенно утратит былую волю и ум? Фольгорм поставил бы на первое. Вомфад всегда умел держать удар.

— Ты, конечно, знаешь, для чего я тебя пригласил? — поинтересовался военный министр.

— Догадываюсь, — кивнул Фольгорм.

Вомфад вздохнул:

— Откровенно говоря, меня иногда беспокоит твоя осведомленность…

— На твоем месте я бы начал беспокоиться лишь в том случае, если бы я солгал, сказав, что ничего не знаю. Давай ближе к делу. Что у вас не вышло?

Вомфад приступил к рассказу. После взятия Йрника он решил, что нужно ковать железо, пока горячо.

Он связался со всеми министрами и потребовал, чтобы они прибыли в здание Старого дворца, охрана которого была еще более усилена, а все посторонние — удалены. Никто из министров не посмел отказать — у партии Вомфада на данный момент просто не осталось противовесов: гибель Ксейдзана, а затем полное истребление всех ита-Берайни наглядно показали, кто именно станет будущим приором.

Когда министры явились, Вомфад пожелал получить ключ приора — здесь и сейчас, без всяких выборов, которые по закону могли состояться не ранее чем через месяц после смерти предыдущего кандидата. Вомфад не хотел торговаться с сенаторами, ломать голову, не составляется ли против него новый заговор, высматривать новых претендентов на приорат, — он хотел получить все и сразу, и текущая ситуация ему это позволяла. Пока все были дезориентированы стремительным развалом двух противостоявших Вомфаду партий, но через месяц ситуация могла измениться в худшую сторону.

Сераймон-кириксан-Саутит-Ниртог пытался возражать — его там же, на глазах у остальных, и убили. Больше несогласных не было. Министры прошли в зал Источника и использовали свои ключи для того, чтобы вызвать в явленный мир главный ключ — энергетическую матрицу хозяина Источника, ключ приора. Однако…

— Там не было ключа, — сказал Вомфад. Он откинулся в кресле назад и устало протер лицо руками. Он не спал уже несколько суток — сначала был занят подготовкой к «приему» министров, а затем — расследованием.

— Что? — переспросил Фольгорм, Ему показалось» что он ослышался. — Это как?

— Вот так. Я сам ничего не понимаю.

— Я знаю, что ключ после смерти приора переходит в Источник вместе с его душой. Верно? Он что, застрял где-то по дороге?

— Нет.

— Благая Ёрри… — пробормотал Фольгорм. Ему пришла в голову ужасная, невозможная, чудовищная мысль. — Джейбрин жив?