Она поставила пустой бокал на столик, улыбнулась и неожиданно задала вопрос, который был так же прям, как след метеора в ночном небе:

— Итак, вы хотели спросить меня о духах?

— Откуда вам это известно?

— Просто знаю, что запах играет какую-то роль в вашем расследовании. Вы проявляли настойчивый интерес к тому, какими духами я пользуюсь. Говоря по совести, за пару дней до того по совету своего астролога я сменила духи. Вы, конечно, не верите в астрологию?

Он не дал прямого ответа, спросив с недоумением в свою очередь:

— Почему-почему, вы говорите, сменили духи?

— Потому что меня известили о том, что звезды грозят несчастьем, если я этого не сделаю… О, я понимаю, насколько глупо это звучит со стороны, но ведь в наших мыслях так много всякого, что, если их изложить вслух, это будет ужасно… Вы согласны?

— Продолжайте, — сказал Селби. — Я весь внимание. Она рассмеялась и потянулась, но не от усталости, а как породистая кошка в теплых лучах солнца, изящно и чувственно; потянулась от избытка жизненных сил, требующих выхода.

— Мы безнадежно невежественны в самых простых вопросах. Возьмем, например, запах. Его источает цветок. Его источает человек. Каждое живое существо имеет специфический, присущий лишь ему запах. Я могу пройти вот этим путем. — Она сделала грациозный жест рукой по направлению к застекленным дверям и дворику. — Мои ноги прикрыты кожей туфель. Нога остается на полу лишь долю секунды, если я иду достаточно быстро. И все же моя жизненная сила оставляет след. Даже почва, по которой я двигаюсь, вибрирует в унисон со мной, в полной гармонии с вибрацией моих жизненных сил. Это легко доказать, если пустить по следу собаку-ищейку. Ее нос настроен на колебания, которые мы именуем запахом, и животное безошибочно узнает место, которого коснулись мои ступни.

Женщины используют духи, чтобы усилить свои чары. Каким-то образом благоухание умножает постоянно излучаемые ими вибрации. Однако некоторые запахи соответствуют личности, а иные вступают с ней в противоречие…

— Я слушаю очень внимательно, — заметил Селби. — О, тартинки с анчоусами действительно бесподобны.

Она рассмеялась, бросив на него короткий взгляд, в котором можно было заметить признаки страха. Смех же звучал просто нервозно.

— В вас есть нечто такое, что изумляет меня, — сказала актриса. — Вы настолько… упорны… прямолинейны…

— Скажите, просто груб.

— Нет, — возразила она. — Это вовсе не грубость. Это нечто весьма положительное. Вы упрямо идете к цели, чем бы ни занимались.

— Итак, мы говорили, — прервал он ее, — о причине, заставившей вас сменить духи.

— Некоторое время тому назад я стала замечать, что теряю внутреннюю гармонию. Все было не так. Происходили мелкие неприятности, на которые обычно я не обращаю внимания. Но с недавнего времени эти неприятности начали громоздиться друг на друга. Мне кажется, я не успеваю за ритмом жизни… если вы меня понимаете.

— Думаю, что хорошо понимаю.

— Я отправилась к астрологу. Он сказал, что моя личность претерпевает изменения, и я подумала, что это так и есть. Теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что каждая преуспевающая киноактриса проходит по крайней мере две разные фазы в своем становлении. Лишь немногие из нас были рождены в шелках и бархате. Обычно мы рекрутируемся из самых разных слоев общества — стенографистки, официантки, фотомодели. Мы являем собой странную компанию. У каждой из нас в жизни были трудные моменты, и, чтобы пробиться, приходилось поступать не так, как все. Я не говорю о нашей аморальности, я имею в виду отход от принятых стандартов, от рутины. Затем наступает испытательный период. Нам дают мелкие роли, иногда крупные. Обычно это никудышные сценарии, слабая режиссура, отвратительная массовка. Но вдруг однажды появляется великолепный сценарий, классный режиссер — одним словом, нечто выдающееся. На глазах зрителей на экране рождается новая личность, и эффект бывает мгновенным. Миллионы людей во всем мире в восторге от новой звезды.

Селби кивнул.

— Позвольте мне наполнить ваш бокал.

— Не надо, — сказал он, — одного более чем достаточно.

— Но почему, — упрашивала она, — давайте я налью лишь половину. Мне хочется повторить, но не в одиночестве.

— Ну хорошо, но только половину, — согласился он.

Она не сделала попытки воспользоваться его уступчивостью и остановилась, налив ровно половину. Затем хозяйка наполнила свой бокал, поднесла к губам и с видимым удовольствием сделала глоток.

— Я рассказываю все так подробно, потому что страшно хочу, чтобы вы поняли меня, поняли мои проблемы.

— И причину, по которой вы сменили духи, — напомнил прокурор.

— Потому что я перешла в новую фазу, не осознав этого. Много месяцев я употребляла один вид духов. Но за эти месяцы совершилась трансформация моей личности.

Ширли Арден нажала на кнопку электрического звонка. Моментально с дымящейся супницей в руках возник дворецкий.

— Пора за стол, — с улыбкой сказала Ширли Арден. — Нам предстоит маленький неформальный ужин, а отнюдь не изощренный банкет.

Селби провел актрису к столу. Дворецкий разлил суп по тарелкам и удалился. Хозяйка послала Селби через стол улыбку и произнесла:

— Теперь, после того как я все объяснила, на какую тему мы будем беседовать?

Селби процедил в ответ:

— Мы поговорим о той разновидности духов, которой вы пользовались до смены парфюмерии. Мне интересно знать, в прошлый понедельник, живя в отеле, вы наслаждались еще старым запахом? И мы еще раз обсудим причину, по которой вы изменили своей привязанности.

Она медленно опустила ложку в тарелку. Ее приподнятое настроение полностью испарилось.

— Хорошо. Пока ешьте, — устало промолвила она. — Если это так важно, мы поговорим после ужина.

— Вы должны понять, — сказал он ей, — что это действительно необходимо.

Ширли Арден вздохнула, взяла ложку и попыталась приняться за суп, но аппетит, видимо, уже пропал. Когда дворецкий уносил ее тарелку, она была полна на две трети.

Бифштекс, овощной гарнир, салат и десерт были первоклассно приготовлены и образцово поданы. Селби проголодался и ел с удовольствием. Ширли Арден выглядела так, словно сейчас ее поведут на казнь и в соответствии с варварским обычаем перед смертью ей принесли последний ужин. Актриса пыталась поддержать беседу, но ее голос утратил всякую живость.

Наконец, когда было покончено с десертом и дворецкий подал ликер, она подняла глаза на Селби и дрожащим голосом произнесла:

— Что ж, начинайте.

— Какими духами вы пользовались в понедельник, старыми или новыми?

— Старыми, — ответила актриса.

— Скажите мне… — и он произнес совсем не те слова, которые она ожидала, — чем объясняется ваше влияние на Джорджа Кашинга?

Она продолжала улыбаться, но ее ноздри слегка раздулись.

— Я не знала, что имею на него какое-то влияние.

— Нет, знали, — продолжал Селби. — И вы отлично пользуетесь своим влиянием. Вы приезжаете в отель, и он охраняет ваше инкогнито.

— Но разве каждый разумный владелец отеля не поступил бы точно так же?

— Я знаю Кашинга и вижу, что у него есть какая-то особая причина для этого.

— Хорошо, — сказала она устало. — У меня есть возможность влиять на него. И запах на тысячедолларовых банкнотах — запах моих духов. Именно Кашинг позвонил в Лос-Анджелес и сообщил о возникших у вас подозрениях. Вы узнали, что я жила в отеле, и полагали, будто Ларраби получил пять тысяч от меня. Ну и что?

На мгновение Селби показалось, что актриса теряет сознание и вот-вот упадет в обморок. Она покачнулась на стуле. Он бросился к ней, воскликнув: «Ширли!» — не осознавая, что называет ее по имени. Его рука едва успела коснуться плеча девушки, как вдруг позади него раздался звон разбитого стекла и чей-то голос позвал:

— Селби! Взгляни сюда!

Он оглянулся и успел заметить за дверью чей-то неясный силуэт. Что-то блеснуло, затем в глаза прокурору ударил нестерпимо яркий свет фотовспышки. Он непроизвольно зажмурился, а когда вновь открыл глаза, ему показалось, что освещенная комната погрузилась в полутьму. Травмированная сетчатка различала лишь два пятна настольных ламп, прикрытых розовыми абажурами.