Сутры Патанджали точно такие же. Там есть лишь суть. Кто-то спросил у меня: «Сутры Патанджали сконденсированы...» Как раз вчера кто-то пришел и сказал: «...а вы так много говорите об этих сутрах». Мне приходится, потому что его семя проросло и превратилось в дерево.

Каждая сутра сконденсирована. Вы не можете сделать ничего с ней. И никого это не интересует. Это был один из методов для того, чтобы книга всегда оставалась чистой. И многие тысячи лет эту книгу никто не писал, она просто передавалась от учителя к ученику. Она передавалась от одного человека к другому просто по памяти. Она не была записана, поэтому никто не мог ничего сделать с ней. Это была священная память, которая хранилась так. И даже, когда эта книга была записана, она была записана так, что если вы что-то добавляли к ней хоть что-то, это немедленно можно было обнаружить.

Только такие люди как Патанджали могли сделать это, вы не могли этого сделать. Просто представьте, если бы перед вами положили одну из формул Эйнштейна, что бы вы могли с ней сделать? Если бы вы хоть что-то сделали, это тотчас же можно бы было обнаружить. Пока ум, подобный уму Эйнштейна не начнет действовать, с ней ничто нельзя сделать, вы этого не можете. Эта формула совершенна. Ничего нельзя добавить. Ничто нельзя стереть в ней. Она сама по себе представляет собой единство. Что бы вы ни делали, это немедленно станет ясным.

Есть такие важные формулы. Если вы добавите хоть одно слово, каждый, кто практикует йогу, немедленно поймет, что это неправильно.

Я расскажу вам одну историю. Это случилось в этом столетии. Один из величайших поэтов Индии, Рабиндранат Тагор, перевел свою книгу, Гитанджали, с бенгали на английский. Он сам перевел ее. И потом он немного сомневался, хорош ли этот перевод, или нет. Поэтому он спросил у Эндрюса, одного из учеников и друзей Махатмы Ганди: «Просто прочти, как тебе перевод?» Эндрюс не был поэтом, он был хорошо образованным англичанином, который знал язык, грамматику и все остальное. Но он не был поэтом.

Поэтому в четырех местах, он предложил Рабиндранату изменить слова. Он сказал: «Измени несколько слов, они не соответствуют правилам грамматики, и англичане не поймут их». И тогда Рабиндранат просто изменил то, что посоветовал ему изменить Эндрюс. Он изменил четыре слова в переводе. Потом он поехал в Лондон, и впервые на собрании поэтов, один из английских поэтов того времени, Йетс, устроил это собрание. И впервые был прочитан этот перевод.

Когда весь перевод был прочитан, все слушали. Рабиндранат спросил: «У вас есть какие-то предложения? Потому что это перевод, английский — это не мой родной язык».

И это очень трудно — переводить поэзию. Йетс, который был поэтом того же ранга, как и Рабиндранат, сказал: «Есть лишь четыре места, в которых что-то неправильно». И это были в точности те самые места, те самые четыре слова, которые посоветовал изменить Эндрюс!

Рабиндранат не мог в это поверить. Он сказал: «Как, как ты смог это обнаружить? Потому что, как раз эти четыре слова перевел не я. Их посоветовал мне использовать Эндрюс». Йетс ответил: «Вся поэзия льется как поток. Лишь эти четыре слова как камни. Поток нарушился. Кажется, что кто-то другой потрудился над ними. Твой язык, может быть, и не соответствует грамматике, твой язык нельзя назвать стопроцентно правильным. Так и не может быть. Это мы можем понять. Но это стопроцентная поэзия. Но эти четыре слова написаны школьным учителем. Грамматика стала правильной, но поэзия исчезла».

С Патанджали вы не можете сделать все, что хотите. Каждый, кто занимается йогой, может легко это обнаружить. Может понять. Что вмешался кто-то, кто ничего не понимает. Есть несколько книг, которые все еще чистые, и эта чистота может быть сохранена. Эта книга — это одна из таких книг. Ничто в ней не изменено. Ни одного слова. Ничто не добавлено. Она такая, как хотел Патанджали.

Это труд объективного искусства. Когда я говорю труд объективного искусства, я имею в виду определенные вещи. Были предприняты все предостережения. Когда эти сутры были сжаты, были предприняты все предостережения, чтобы они не были уничтожены. Они были созданы так, что все постороннее, каждый посторонний элемент, стали бы несозвучными. Но я говорю, что если такой человек как Патанджали попытается, он может это сделать.

Но такой человек как Патанджали никогда не будет пытаться сделать такое. Только посредственные умы всегда пытаются интерпретировать. И эти интерпретации продолжаются, пока все не превращается в настоящую кашу. Люди в основном не осознают этого, они не могут этого осознавать. Только Йетс может осознать, что что-то стало не так. На этом собрании присутствовали многие другие, никто не осознавал.

Это тайный культ, тайное наследие. И даже когда книга написана, эта форма передачи знания кажется ненадежной. До сих пор еще есть такие люди, который получили эти сутры от своего мастера, а не из книги. И эта традиция еще до сих пор жива. И это будет продолжаться, потому что книги не надежны. Иногда книга может быть потеряна. Многое может случиться не так, как надо с книгами.

Поэтому есть тайная традиция. И эта традиция поддерживалась. И есть те, кто узнал это из уст своего мастера. Они проверяют, правильно ли записана эта книга, не изменено ли в ней хоть что-то.

Ситуация с другими писаниями другая. Библия толковалась слишком много. И когда Иисус вернётся, он не сможет понять того, что случилось, как все это случилось, потому что две тысячи лет, после того, как умер Иисус… после того, как прошли даже первые двести лет, была записана Библия. И за эти двести лет многое изменилось. Даже его ученики рассказывали совершенно разные истории.

Будда умер. Через пятьсот лет, после его смерти, его слова были записаны. Есть много школ, много писаний, и ни одна из них не может сказать, какая из них правильна, а какая нет. Но Будда говорил с массами, поэтому он не такой лаконичный как Патанджали. Он говорил с массами, с обычными людьми. Он тщательно все разжевывал. И можно многое добавить в это разжевывание, многое может быть стерто, и никто не осознает того, что что-то было изменено.

Но Патанджали не разговаривал с массами. Он говорил лишь с избранными, с группой, с группой нескольких человек, точно так же, как Гурджиев. Гурджиев никогда не разговаривал с массами. Лишь избранная группа его учеников могла его слушать, да и то, - с множеством условий. О его беседах заранее не сообщалось. Если он должен был говорить вечером, в восемь тридцать, - около восьми вечера вам говорили о том, что должна состояться беседа. И вы должны были немедленно ехать, потому что после восьми тридцати, двери закрывались. И этих тридцати минут никогда не хватало, чтобы добраться. И когда вы приезжали, внезапно могло выясниться, что беседа отменяется. На следующий день снова...

Однажды, он отменял семь дней подряд. В первый день пришло четыреста человек, а в последний день всего лишь четырнадцать. Постепенно они отсеивались. И потом начало казаться сомнительным, что он вообще будет говорить. В последний день пришло всего лишь четырнадцать человек. Когда он посмотрел, он сказал: «Теперь осталось как раз столько, сколько нужно. Вы смогли ждать семь дней и не разочаровались, поэтому теперь вы это заслужили. Теперь я буду говорить. И лишь эти четырнадцать смогут слушать эти беседы. Теперь больше никому не сообщайте, что я начал говорить».

Это совершенно другая работа. Патанджали работал с весьма ограниченным кругом людей. Вот почему ни одна религия не появилась из его учения. Не возникло организации. Патанджали не основал секту. Это была такая удивительная сила, но он оставался с одной ограниченной группой. И он работал с ними так, что сохранялась чистота. И она сохраняется до сих пор.

Последний вопрос: «Не могли бы вы объяснить работу этой неизвестной силы, которая удерживает человеческий ум в привязанности к мирским вещам и привычкам, несмотря на то, что он полностью осознает то, что высший результат - ничто иное, как несчастье?