Литмир - Электронная Библиотека

Вот в каких отношениях застал двадцатиградусный декабрьский мороз все действующие лица моего рассказа.

Часть вторая

В один из морозных вечеров декабря того же года прохаживался по зале костюковского дома своего Петр Авдеевич, не зная, за что приняться и чем рассеять тоску, которая преследовала его немилосердно каждый раз, когда Петр Авдеевич был один. Не привыкнув ни к каким умственным занятиям, штаб-ротмистр убивал дни свои, охотясь за зайцами, прогуливаясь пешком, верхом и в телеге; не говорю о времени, которое проводил он у будущей невесты; но вечера в Костюкове были для него истинным наказанием. И что делать ему? перечитывать отцовскую библиотеку, то есть: «Краткое изложение пяти частей света», «Путешествие капитана Кука», «Краткую историю Древних народов» и проч.,– Петр Авдеевич решиться не мог; он находил, что учиться ему было поздно, и экзаменов, благодаря бога, не предстояло более; следовательно, книги в сторону; что же делать? толковать с Тимошкою? не о чем; с Кондратием Егоровым разве, подумал штаб-ротмистр и свистнул. «Позови, братец, мне приказчика», – сказал Петр Авдеевич прибежавшему на свист растрепанному мальчишке в предлинном казакине из домашнего черного сукна.

Мальчишка вышел, и штаб-ротмистр прошелся еще раза два по зале, потом, сняв со свечи, взял ее и перенес в гостиную, в которой и расположился в ожидании приказчика. Минут с десять спустя вошел и Кондратий Егоров, тот самый, с которым я познакомил уже читателей моих в начале рассказа.

– Ну что скажешь, Егорыч? – спросил помещик, усаживаясь с ногами на диван, – морозит порядочно, и чуть ли не будет к утру метели.

– Д уж время такое, батюшка Петр Авдеич, – отвечал приказчик, – минул Никола с гвоздем, быть морозу.

– Дорога установилась хорошая?

– Чего желать лучше? лучшей дороги не будет, Петр Авдеич.

– У мужиков же все исправно?

– Все исправно, благодаря бога, иных отпустил по приказанию вашему в извоз, другие на молотьбе; всех отпустить нельзя.

– Знаю.

– И леску подвезти надобно бы, на весну перебрать придется житник и загородку на скотном дворе…

– А ведь скучно, Егорыч, в деревне-то делается!

– Нашему брату скучать некогда, батюшка; вашей же милости, конечно, того-с; без привычки же вам…

– Не то, братец, что без привычки, – заметил штаб-ротмистр, – сколько раз случалось с эскадроном целую зиму простаивать напролет в деревнях, да не одному же: офицеры были; тут же, сам посуди, тоска смертельная.

– Как не тоска, батюшка, Петр Авдеич; да вашей милости проехаться бы хоть на волчков.

– Ездил, братец.

– Что же, не посчастливилось, видно?

– Вздор выходит; волки и есть, да дьявол их знает, или пора не пришла, или напугал их кто: высунутся, бестии, из опушки, да только заметят нас – и верть назад, а пробовал выходить из саней и садиться под куст; нет, канальи, нейдут как нейдут.

– А ведь, батюшка, и впрямь, что пора-то не настала на них, Петр Авдеич; погода, самим вам известно, стояла теплая, ему и горюшка мало, пока землю не скрепило, кормится падалинкою; а вот как прихватит покрепче, уж зверь станет придерживаться селений, к людям поближе, мерзлой-то земли не доймет.

– Когда же еще это?

– Что это, батюшка?

– Да покрепче прихватит?

– Долго ли же, Петр Авдеич? подержит мороз день-другой, и готово; да сегодня доложу вам, по-нашему, замерзания градусов будет около двадцати пяти; не было бы больше, противу ветра дышать нельзя, дух захватывает, батюшка.

– Уж не проехаться ли мне сегодня? – спросил, подумав, штаб-ротмистр.

– Сегодня бы раненько, Петр Авдеич, сегодня навряд ли…

– Что же делать?

– А что же бы такое, батюшка? погадать разве?

– Как погадать?

– Различные есть гаданья, – заметил, ухмыляясь, приказчик, – и в зеркало смотрят, ходят и на овин, и на перекресток иные выходят.

– Расскажи, братец, я, правда, и слышал не раз про гаданья, да сам не испытал.

– Как же, батюшка Петр Авдеич, чуть святки настанут, у нас по деревне обычай такой, и господа, и дворовые, и мужики сейчас за гаданье… Покойный батюшка ваш, дай господи царство небесное, молод был, всегда гадывать изволил.

– Что же, выходило ему что-нибудь? – спросил штаб-ротмистр.

– Еще как вышло-то раз, Петр Авдеич, – таинственно отвечал приказчик.

– Неужто?

– Ей-богу-с.

– Расскажи же, братец, расскажи.

– А вот изволите слушать, – продолжал Кондратий Егоров, подходя поближе к дивану. – Доложу вам, что в то время покойный барин еще и не задумывал, то есть жениться, и не видали то есть ни разу покойницы маменьки вашей. Вот барин, покойный-то барин, и изволит говорить мне: «Кондрашка! – я то есть исправлял при барине камардинскую должность; барин-то и говорит мне: – Кондрашка, не загадать ли мне так, из проказы?» – «Почему же, мол, и не загадать», – докладываю; мы и вышли на околицу; ночь-то была, батюшка, светлая о святках, и видим: едет кибитка прямехонько на нас, барин-то покойный и толк меня: «Видишь», – говорит. «Вижу», – говорю; хорошо, а как поравнялась-то кибитка с покойным барином, барин-то стал поперек дороги, да и говорит: «Позвольте, мол, спросить имя и отечество?» – «На что, мол, тебе?» – говорит из кибитки тоненьким голоском, знать, барышня или барыня какая; «Имя, мол, хотим знать», – отвечал барин. «Имя, – повторила барыня, – имя мое Авдотья…» Что же бы вы думали, батюшка Петр Авдеич, и году не прошло, как покойник женился на маменьке вашей, а ведь маменьку-то звали Авдотьей Никифоровной, как раз так…

– Забавно, – заметил штаб-ротмистр.

– Истину докладываю милости вашей, хоть сейчас умереть!

– Верю, верю, Егорыч, а забавно, ей-ей забавно, так, что хоть самому загадать.

– И загадать бы, Петр Авдеич.

– Как же это? выйти прямо на околицу и больше ничего?

– И больше ничего, батюшка, оденьтесь потеплее да перекреститесь.

– Взять с собою ружье или другое какое оружие про запас?

– Помилуйте, на что ружье? место близкое, – возразил приказчик, – приказать сторожу пройтись вперед да досмотреть насчет зверья.

– Не нужно, волков я не боюсь, Егорыч, не съедят небось; и впрямь ружья не нужно; а прикажи-ка, брат, Ульяшке подать мне валенки и тулуп; от нечего делать пройдусь по дороге; что, в самом деле, сидеть, тоска смертная.

– Сейчас прикажете, батюшка?

– А который час?

– Час одиннадцатый будет.

– Покуда соберусь да дойду до перекрестка, пройдет с полчаса, самая пора, – сказал штаб-ротмистр, вставая, – вели-ка, братец Егорыч, поторопиться.

– Слушаю-с, слушаю-с, – отвечал приказчик и скорыми шагами вышел из гостиной, оставив Петра Авдеевича в полном удовольствии от неожиданного развлечения.

– Вот бы лихо было, если бы да мне, как батюшке, да назвал бы кто-нибудь мою суженую; я, правду сказать, и плохо верю чертовщине, а в сомнение придешь, когда случится над самим собою подобная оказия. Ну да прах возьми, все же лучше, чем оставаться в этом пустыре.

Пройдясь еще несколько раз вдоль и поперек темной залы, штаб-ротмистр принялся облекать себя в валенки, принесенные Ульяном, вязаную шерстяную фуфайку, ничем не покрытый овчинный дубленый тулуп, и, подпоясавшись ремнем, Петр Авдеевич напялил на голову баранью шапку, на руки теплые рукавицы и в таком наряде вышел из дому в сопровождении Ульяна, которому, впрочем, приказал возвратиться назад.

– Ого, как мороз-то пожимает, – проговорил штаб-ротмистр, проходя скорыми шагами мимо надворных строений своих, в окнах которых мелькал еще тусклый огонек; но мороз был действительно так чувствителен, что, взявши себя за нос, костюковский помещик предался глубокому размышлению.

Прекрасна морозная декабрьская ночь! любил я тебя, бывало, с твоим ясным небом, с твоими яркими звездами, с твоим таинственным безмолвием; сколько чудных воспоминаний пробуждаешь ты в памяти моей, когда на прытких бегунах случается мне в глухую полночь нестись по родным, давно покинутым полям, прислушиваться к знакомому сторожевому звону родных сел, всматриваться в чащу дремлющих лесов, наводивших на меня некогда страх неизъяснимый! И что может быть роскошнее тебя, декабрьская ночь? не твоею ли рукою сыплются на землю груды алмазов и не ты ли, как нежная мать, румянишь красавиц, дочерей своих, ярким пурпуром, завертывая их в шелковистые волны черных лисиц и пересыпая жемчугом?

20
{"b":"96775","o":1}