Противники Ходорковского писали на своих транспарантах: «Ходор, твои деньги пахнут кровью», хотя в суде ни слова не говорилось про кровь. Или еще был плакат: «Путин, защити нас от убийц», хотя в суде ни Ходорковского, ни Лебедева не обвиняли в убийствах, да и президент Путин в зале суда ни разу замечен не был.

Когда зачитывали уже приговор, к зданию суда приехали вдруг дорожные рабочие и разворотили асфальт, так что пикетчики были вынуждены переместиться на сотню метров в сторону. Ходорковский в зале суда не слышал больше с улицы ни поддержки, ни хулы, и только спрашивал адвокатов, много ли там на улице молодежи, то есть выросло ли это его «свободное поколение». Молодежи было много, человек тридцать.

Иногда на пикет в поддержку Ходорковского приходили политические знаменитости: один из лидеров партии «Яблоко» Сергей Митрохин или переквалифицировавшийся в оппозиционные политики бывший чемпион мира по шахматам Гарри Каспаров. Однажды их обоих задержали без всяких законных оснований.

Сергея Митрохина милиционеры волокли в автобус по земле лицом вниз, а Митрохин кричал милиционерам: «Все сидеть будете!» С противниками Ходорковского поговорить было нельзя. Они не разговаривали с журналистами и вообще не разговаривали, утверждая, что все их политические взгляды изложены на транспарантах. Время от времени про этих людей, просивших президента Путина защитить их от запертых в клетку Ходорковского и Лебедева, всплывала компрометирующая информация.

Например, один человек, подрабатывавший в массовке «Мосфильма», пришел однажды на пикет сторонников Ходорковского и сообщил, что ему звонили с «Мосфильма» и предлагали деньги, чтоб присоединиться к пикету противников Ходорковского. С тех пор сторонники Ходорковского стали считать противников Ходорковского мосфильмовской массовкой.

В другой раз помощница Гарри Каспарова Марина Литвинович, проезжая по улице Лубянка, случайно увидела и сфотографировала, как из одного из зданий ФСБ выносили плакаты типа «Ходор, твои деньги пахнут кровью». С тех пор все сторонники уверены, что плакаты против Ходорковского придумывают в ФСБ.

Когда Ходорковского осудили наконец на девять лет лагерей, сторонники его устроили возле здания суда последний пикет — символические похороны правосудия. Я пришел. По одну сторону дороги плакаты ликовали в том смысле, что вот правосудие свершилось.

По другую сторону дороги люди повязывали на металлические секции милицейского ограждения траурные ленточки в том смысле, что вот правосудие умерло.

Я пошел туда, где траурные ленточки.

Милицейский полковник говорил пикетчикам: — Вы не имеете права использовать ограждение для повязывания ленточек. У вас нет в разрешении на пикет такого пункта, что можно использовать для наглядной агитации милицейское ограждение.

— А почему им, — молодой человек из сторонников Ходорковского кивал через улицу на противников Ходорковского, — почему им можно использовать милицейское ограждение? Почему они развешивают на милицейском ограждении плакаты, а нам нельзя?

— Ну, может, у них иначе оформлено разрешение, я же не знаю, — парировал полковник.

Я спросил: — Скажите, полковник, в разрешении на пикет запрещено ли повязывать ленточки на милицейское ограждение?

— Не запрещено, — полковник растерялся.

— Но мы ведь живем в свободной стране. Все, что не запрещено, то разрешено, не правда ли?

Полковник подумал минуту и сказал: — У вас в разрешении на пикет написано, что вы обязаны исполнять требования сотрудников правоохранительных органов. И я, сотрудник правоохранительных органов, требую, чтоб вы сняли траурные ленточки с милицейского ограждения.

— В разрешении написано, что мы обязаны выполнять законные, — я сделал ударение на слово «законные», требования сотрудников правоохранительных органов. И приказ снять наши ленточки с милицейского ограждения мы считаем незаконным.

В подобных мелочных препирательствах с милицией пикетчики проводили часы и дни. Когда приговор был оглашен, у Соловецкого камня в Москве собрался большой митинг в поддержку Ходорковского. Получая разрешение на митинг, организаторы его заявляли, что придет две тысячи человек. Государственные телеканалы сказали, будто пришло не больше двух сотен. Одновременно милиция привлекла организаторов митинга к административной ответственности за превышение заявленного числа участников митинга.

Государственное телевидение старалось. Телеведущий Леонтьев открыто обвинял Ходорковского в попытке узурпировать власть, хотя суд не обвинял Ходорковского ни в чем подобном. Телеведущий Караулов пугал своего зрителя, что в день оглашения приговора, дескать, сторонники Ходорковского готовят мятеж, хотя суд не вменял Ходорковскому и его сторонникам в вину организацию мятежа.

Пикеты возле суда и телевизионные программы, посвященные процессу над Ходорковским, выглядели так, будто процесс этот политический, будто Ходорковский там, в зале суда, произносит пламенные речи и клеймит позором обвинителей и судей, а обвинители, в свою очередь, клеймят позором Ходорковского. Но на самом деле — нет. Процесс был чисто хозяйственный. Обвинение доказывало, что Ходорковский украл много денег. Защита доказывала, что Ходорковский ничего не украл. И этот процесс Ходорковский проигрывал заведомо. Возглавлявший защиту Ходорковского адвокат Генрих Падва говорит: — Первичное накопление капитала во всем мире, смею утверждать, во все времена, всегда связано с нарушением закона. Дело в том, что закон, к которому я как юрист испытываю всяческое уважение и подчиняться которому я всех призываю, является тормозом прогресса. В революционные эпохи, когда жизнь меняется быстро, законы тоже принимают быстро, чтобы жизнь не остановилась. Новые законы неизбежно вступают в противоречие со старыми. Мы, юристы, ужасно мучились в девяностые годы. Каждый новый закон противоречил какому-нибудь другому, или был плохо сформулирован, и нельзя было понять его однозначно.

В этих условиях что бы ни делал предприниматель, особенно настоящий предприниматель, смелый, с новыми идеями, с размахом, с фантазией — он неизбежно нарушал те или иные законы.

Я сижу в кабинете Генриха Падвы. Он пожилой человек в хорошем костюме. У него адвокатская контора на Сретенке. Маленький кабинет со старинной мебелью, главный элемент которой — шкаф, заставленный юридическими книгами. Генрих Павлович эпизод за эпизодом представляет мне весь процесс над Ходорковским и терпеливо разъясняет, почему Ходорковский не виновен ни по одному из пунктов обвинения.

Только у адвоката Падвы грустные глаза при этом.

Он вздыхает: — Ко мне пришел некто и сказал, что Михаил Борисович Ходорковский просит, чтобы я его защищал.

Я спросил, понимает ли Михаил Борисович, что в этом деле все адвокаты нашей страны, вместе взятые, не смогут помочь. Некто ответил, что Михаил Борисович понимает это, и просто хотел бы, чтобы в суде прозвучал голос правды.

Теперь следите внимательно. Ходорковскому в суде не вменяют в вину те преступления, которые вменяет ему в вину воспитанное телевизором общественное мнение. Ходорковский получил девять лет лагерей вовсе не за то, в чем вы, читатель, возможно, считаете его виновным. Суд не винит Ходорковского в якобы организованных им заказных убийствах. Суд не винит Ходорковского в том, что он якобы слишком дешево купил компанию ЮКОС.

Девять лет лагерей Ходорковский получил главным образом за уклонение от уплаты налогов. Прокуратура утверждает, будто ЮКОС создавал посреднические компании в закрытых городах, где действовали налоговые льготы. Города эти называются закрытыми территориальными образованиями — ЗАТО. Посредническим компаниям, зарегистрированным в ЗАТО, ЮКОС продавал нефть на 20 % дешевле рыночной цены, а посреднические компании потом продавали нефть по рыночной цене. Таким образом, ЮКОС освобождал от налогов 20 % своих прибылей, миллиарды долларов. Так утверждает прокуратура, и суд с прокуратурой соглашается. Защита же утверждает, что такой способ платить поменьше налогов был тогда абсолютно законным. Все нефтяники продавали и продолжают продавать свою нефть через посреднические компании, освобожденные от налогов. Если бы Ходорковский и захотел не пользоваться услугами посреднических компаний в закрытых городах, это было бы невозможно.