Внезапная боль пронзила ее. Какой глупой надо быть, чтобы мечтать приручить такого мужчину?
«Да, – сказала она себе, – Я дура. Но что поделаешь, я хочу его. Хочу, несмотря на Труди и всех женщин, бывших у него до меня. Хочу вопреки здравому смыслу, приличиям и гордости. Хочу его, и только его».
Мэйс взял ее за руку.
– Я прихватил с собой нож, – сказал он. – Давай поднимемся повыше, и ты нацарапаешь свое имя. Там еще есть место.
Они забрались наверх, и Мэйс вложил в ее руку нож. При этом он так сжал ее пальцы, что она испугалась.
«Э.Реган, 1847», – нацарапала она возле его имени.
Со странной улыбкой Мэйс забрал у нее нож и обвел их имена глубоким овалом в виде сердца.
– Вот так, – удовлетворенно сказал он. – Эта надпись сохранится надолго. И через сто лет люди будут подходить к этой скале и читать наши имена. Камень – прочная штука, Эмери. Он может выдержать многое.
Она спустилась вслед за ним и, отказавшись от помощи, спрыгнула на землю. Печаль, громадная, бесконечная, как время, переполняла ее…