Батон-Руж, Луизиана, 1847 год

– А это что за красотка?

Мужской голос, густой и протяжный, полный высокомерия, прозвучал прямо над ухом Эмеральды Реган, прервав ее грустные мысли.

Стоял апрель. Воздух был напоен ароматом цветов, свежей зелени и влажной земли. Эмеральда сидела на деревянных качелях на верхней веранде большого особняка своего дяди, в усадьбе со странным названием Сто Дубов. Здесь она скрывалась от скучной болтовни гостей, пришедших на похороны дяди Кельвина.

С тех пор как она осиротела, будучи еще девятилетней девочкой, ее дядя, вечно занятой человек, стал ее опекуном. Конечно, она должна была оплакивать его кончину. «И я действительно скорблю», – поспешно сказала она себе. Эмеральда была очень признательна дяде за то, что его дом стал для нее родным. Ей хорошо жилось в семье дяди, и его смерть стала для нее большим потрясением.

Но день сегодня выдался таким ярким и солнечным, небо сияло такой лазурной синевой, что думать о грустном не хотелось.

– Ты что, немая? Или намеренно не отвечаешь на мои вопросы? – Мужской голос вновь обращался к ней. На этот раз в нем слышались нотки нетерпения и раздражения.

Эмеральда соскочила с качелей и обернулась. На веранде стоял высокий мужчина, облокотясь на перила из светлого дерева, украшенные изящной резьбой. Его лицо было в тени.

– Извините! Я не заметила, что кто-то…

Эмеральда поспешила принять позу, более приличную для леди. Ей стало неловко оттого, что мужчина застал ее сидящую на качелях с расставленными ногами и головой, откинутой назад.

Однако мужчина не счел нужным представиться. Он шагнул к ней. Она увидела, что незнакомец хорошо сложен. Широкие покатые плечи рельефно выделялись под черным пальто. Лицо его казалось насупленным из-за тяжелой, выдающейся вперед челюсти.

– Я спрашиваю, кто ты? Одна из моих сестер или их подруга? И почему ты не со всеми? Мы скоро все едем в церковь.

Девушка вспыхнула:

– Я… я хотела немного побыть одна. В гостиной так душно. Тетя Анна разрешила мне…

– Тетя Анна? Не хочешь ли ты сказать, что ты – Эмеральда Реган? Ну конечно. – Он пристально взглянул на нее. – Эти зеленые глаза, черные как смоль волосы. Кто же это еще может быть, как не Эмеральда! Господи, как ты выросла и изменилась!

Эмеральда посмотрела на незнакомца и почувствовала замешательство. Кто он такой? Она, безусловно, не видела раньше этого плотно сбитого мужчину. Или видела?

И вдруг она вспомнила. Последние месяцы семья жила в хлопотах и волнениях, связанных с болезнью дяди. Тогда и возникли разговоры о необходимости найти старшего сына дяди Кельвина. Антон Делани уехал на север девять лет назад, через полгода после появления в усадьбе маленькой Эмеральды.

– А вы Антон, не так ли? – спросила она. – Тетя говорила, что вас пытались найти и для этого пришлось даже нанять детектива.

Мужчина состроил недовольную гримасу:

– Да, как видишь, они нашли меня. Я приехал час назад. И кажется, вовремя. Поместье выглядит неплохо. Похоже, дела идут хорошо. Но в этом нет моих заслуг, не так ли?

– Я рада, что вы успели приехать на похороны, – сказала Эмеральда.

Антон! Она помнила его шестнадцатилетним пареньком, высоким, нервным, угрюмым, со следами выдавленных угрей на щеках. Однажды она захотела посмотреть на котят, недавно родившихся в конюшне. Там было темно. Из дальнего угла доносились сдавленные стоны и учащенное дыхание, и вдруг она услышала голос Антона. Тот обозвал ее бесстыжей сукой и велел убираться, пока он ее не поколотил…

Может, с ним была Люсинда, юная красивая рабыня, которую вскоре после этого продали. Среди рабов ходили разные слухи, но тогда Эмеральда была слишком мала, чтобы понять их смысл.

Однажды ветреной февральской ночью отец застал Антона за такого же рода занятиями и на следующий день выгнал его из поместья.

Внезапно девушка осознала, что Антон разглядывает ее сверху донизу, ощупывая взглядом полную грудь, тонкую талию, крутой изгиб округлых бедер под черным шелком траурного платья.

– Да, ты здорово изменилась со времени нашей последней встречи, Эмеральда. Когда я уезжал, ты была еще маленькой девчонкой, тощей, дикой и сующей нос куда не следует. А теперь посмотри-ка! Твои волосы и… – Антон бросил жадный взгляд на ее грудь. – Эмеральда!..

Это имя удивительно подходит тебе. Твои глаза словно два изумруда, горящих зеленым огнем.

Краска прилила к щекам девушки. Ей захотелось убежать от этого мужчины и его откровенных намеков.

Но Антон схватил ее за плечо. Нельзя сказать, что он прилагал значительные усилия, чтобы удержать ее, но хватка его пальцев показалась ей железной.

– У нас есть несколько минут, Эмеральда, садись. Нам стоит узнать друг друга поближе. Я не видел тебя девять лет, правильно? А ты за это время успела превратиться в женщину, созревшую для любви.

Эмеральда вздернула подбородок. Ее поразили не сами слова, а тон, каким они были произнесены: надменный и самоуверенный, ей даже показалось, что он, несмотря на все комплименты, высказанные в ее адрес, презирает ее.

– Что случилось, Эмеральда? Почему ты так упрямо вскинула подбородок и поджала свои хорошенькие губки? Неужели я тебе не нравлюсь?

– Я не так близко знаю вас, чтобы вы успели мне понравиться, – торопливо проговорила она. – И потом я очень расстроена смертью дяди. Правда, последние месяцы он тяжело болел, но все же его смерть явилась для нас неожиданностью. И он, и тетя Анна были очень добры ко мне.

– Добры? – Антон скривил губы. – Да, пожалуй, ты права. Я хорошо помню день, когда ты появилась у нас в усадьбе. Маленькая сирота с восточных территорий, отца и мать которой сразила холера. Девочка с большими зелеными глазами, шапкой черных волос и в платье из грубой полушерстяной материи, с потрепанной куклой в одной руке и коробкой красок – в другой. Уже тогда ты не расставалась с кистью и карандашом, не так ли? Ты уже тогда рисовала портреты всех обитателей усадьбы и всегда изображала людей лучше, чем они есть на самом деле…

Да, рисовать ей нравилось всегда. Она не могла не рисовать, как человек не может не дышать. Несколькими быстрыми штрихами она могла набросать лицо или фигуру человека. Совсем немного коротких и четких штрихов, и на бумаге появлялся силуэт тети Анны, склонившейся над вышивкой, несколько плавных, точных линий, и перед вами как живая кузина Чармиан.