– Тимми хочет похоронить пса.

– Похороны? Для животного?

– Да, и если мальчик этого хочет, пусть так и будет. Он и так слишком много пережил, и, если он хочет похоронить свою собаку, мы не смеем ему в этом отказывать. Мы останемся здесь, пока церемония не закончится!

Бен взглянул на нее:

– Хорошо, но скажи ему, чтобы поторапливался. Он ушел к стаду, предоставив им самим совершать обряд.

К счастью, похороны оказались короткими. Тимми нашел тополь, одно из тех твердых деревьев, что росли повсюду, где была рядом вода, и положил на сплетенные ветви труп собаки, завернутый в одеяло. Эмери отдала ему одеяло, нисколько не жалея о том.

– Эдгар останется здесь, на дереве, где его никто не сможет достать. И вскоре от него, как от индейцев, не останется ничего, кроме горки белых косточек.

У них не было слов, чтобы сказать что-то друг другу в утешение. Сюзанна прочитала маленькую молитву, Эмери смахнула слезу.

На обратном пути они встретили Зика. Эмери смотрела в землю, изо всех сил борясь со страхом и ненавистью, но ничего не сказала.

Через два часа они достигли пустыни. Как часто возле ночных костров эмигранты шепотом переговаривались о внушавшем страх этом участке маршрута. И теперь Эмери воочию могла убедиться, что страх был не напрасным. Солнце жгло кожу немилосердно, а едкая пыль оседала на лице, забивалась в складки одежды, и, несмотря на солнцезащитные очки, попадала в глаза.

Земля была серо-зеленого цвета от шалфея и горькой колючки, но кое-где попадались довольно большие острова солончаков, слепящих глаза белым сиянием. Резкий ветер наполнял воздух белой пылью, все кашляли. Буквально через несколько минут после питья рот становился сухим, язык, казавшийся огромным, еле помещался во рту, губы запекались.

Жар создавал миражи: города, затейливые башни, соборы, фонтаны. Однажды Тимми, ехавший верхом на Ветерке, схватил Эмери за руку.

– Смотри, смотри, – показывал он. – Видишь, большое озеро с водой, Эмери!

– Нет, Тимми, это не озеро. Помнишь, Мэйс рассказывал нам о миражах?

– Да, – неохотно согласился он.

Солнце поднималось все выше, пока не повисло в небе прямо над их головами. Изнемогающие от жажды волы валились с ног. Пора было отдохнуть, и все понимали это.

Но Мэйс ясно объяснил им, что они не могут позволить себе отдых, и красноречивым подтверждением его слов были белые косточки вдоль маршрута. Слабейшие из животных должны были погибнуть, остальные – продолжать путь.

Пал еще один вол, за ним – другой, третий забился в конвульсиях. Им оставалось только смотреть на это. Умер один из волов Бена, и им пришлось вытаскивать мертвое животное из ярма и ставить на его место другого. Ригни тоже потеряли скот.

Но, к облегчению Эмеральды, Босси оказалась достаточно выносливой. Эмеральда шла с ней рядом, останавливаясь, чтобы подкормить ее травой и дать попить драгоценной воды. Когда корова пила, Эмери слышала, как завистливо подвывали томимые жаждой волы.

Вскоре после полудня они миновали человеческий труп. Он наполовину мумифицировался, наполовину превратился в скелет, иссушенный ветрами пустыни. Эмеральда со страхом и отвращением отшатнулась от него.

Труп, покрытый слоем щелочной пыли, больше походил на обломок скалы, чем на останки человеческого существа. Над ним крест-накрест лежали две дощечки с нацарапанной на них надписью:

«Джессе Стукер, родился в Бэтл-Крике, умер здесь в 1846 году».

Были ли у него жена, дети, кто-нибудь, кто бы оплакивал его смерть? И где этот город, Бэтл-Крик? Эмеральда остановилась.

Тимми подъехал к ней.

– Эмери, ты видела? – задыхаясь, произнес он. – Он весь высох, как мумия, он…

– Тсс… Впереди идет Сюзанна, и я не хочу, чтобы она тебя слышала. Возможно, она не заметила этого несчастного, по крайней мере хотелось бы надеяться.

На пути им попадалось множество мертвых волов. Некоторые умерли недавно, многие – несколько лет назад. От них уже ничего не осталось, кроме груды костей. Они проходили мимо остовов повозок, мимо бочонков со сгнившим беконом, мимо выброшенных инструментов, ящиков, мешков с одеждой. Они видели целую повозку, с колесами и всем остальным, с изодранным в клочья парусиновым тентом. Они прошли мимо детского скелета, кости были разбросаны, будто в них рылись койоты.

Бен велел Эмеральде еще раз пересмотреть все вещи и избавиться от того, без чего можно обойтись. Она выбросила одежду, железный плуг, полупустую бочку с мукой.

С сожалением ей пришлось избавиться и от большей части книг, оставив только свой альбом с рисунками и новеллы Эдгара По, самую любимую книгу Тимми. Она надеялась, что вместо этих, по многу раз перечитанных книг они смогут купить в Калифорнии новые. Если же волы ослабнут и не смогут тянуть повозку, они умрут в этих песках, и им вообще никогда не понадобятся книги.

Солнце медленно совершало свой путь по небу. Наконец огненный шар приблизился к горизонту. Они остановились, чтобы проглотить холодные бисквиты и сушеное мясо, запив ужин теплой вонючей водой. Эмеральде так хотелось пить, что вкус воды она просто не заметила. Она готова была выпить целый бочонок, полить себя всю этой жидкостью, наслаждаясь тем, как влага впитывается в иссушенную жаром кожу.

Но Бен подтолкнул ее локтем, давая понять, что пора двигаться в путь. Впереди их ждали горячие ключи. Мэйс Бриджмен и Пьер Вандербуш ускакали вперед, чтобы сделать запруды для воды. Она остынет, и тогда животные смогут ее пить.

Когда они снова тронулись в путь, все чувствовали такую усталость, будто и не отдыхали.

Колеса повозок поднимали такую пыль, что идущим рядом было трудно дышать. Второй в цепочке прямо перед ними была повозка Вандербушей. Все члены этой семьи шли пешком, включая Гертруду, которая взяла в свою повозку Кальфа. Все их лошади пали, за исключением жеребца Пьера, и они вынуждены были избавиться от многих вещей, включая луковицы любимых тюльпанов Труди.

Первыми шли Ригни. Мартин был в повозке, он не мог идти. На остановке Эмеральда видела его, большеглазого и бледного. Видно было, что ему все еще плохо, но он не жаловался. Он старался убедить всех, что у него обыкновенная дизентерия и все скоро пройдет.