На двери висела табличка: «Б. Кул и Дональд Лэм. Бюро расследований». Но слепой не мог ее видеть. Лифтер сообщил ему номер комнаты, и он двинулся по коридору; его трость, начав с угловой комнаты, обстукивала все двери по порядку, подсчитывая нужный номер, пока наконец хрупкий силуэт слепого не показался в стеклянной двери, ведущей в контору.

Элси Бранд на минуту оторвала взгляд от своей пишущей машинки и увидела худого старика в темных массивных очках, с резной тростью и лотком, на котором расположилась всякая всячина: галстуки, грифельные карандаши и оловянные чашки. Ее пальцы замерли.

Слепой заговорил прежде, чем она успела вымолвить хоть слово.

– Миссис Кул?

– Она занята.

– Я подожду, пока она освободится.

– И совершенно напрасно.

Недоумение отразилось на лице слепого, а затем болезненная вымученная улыбка осветила его ввалившиеся щеки.

– Я хотел бы воспользоваться услугами вашей фирмы, – сказал он и чуть позже добавил: – Я заплачу.

– Это меняет дело, – отозвалась Элси Бранд. Она потянулась к телефону, потом раздумала, вышла из-за стола и бросила посетителю: – Подождите минуту! – Затем она пересекла комнату и вошла в дверь, на которой было написано: «Б. Кул. Личный кабинет».

Берта Кул, на вид лет пятидесяти с небольшим, представляла собой особу, все семьдесят пять килограммов которой выражали чистый практицизм; она сидела за столом на огромном вращающемся стуле и встретила Элси Бранд скептическим взглядом своих серых глаз.

– Ну, что у тебя?

– Слепой.

– Молодой или старый?

– Старый. Уличный торговец с лотком: галстуки, оловянные чашки и...

– Гони его прочь.

– Он хочет видеть вас по делу.

– Деньги есть?

– Говорит, что есть.

– По какому делу?

– Он не сказал.

Глаза Берты сверкнули.

– Позови его. Какого черта ты здесь торчишь? Если у него есть дело и он собирается заплатить, что тебе еще нужно?

– Я хотела только удостовериться, что вы его примете. – Элси открыла дверь и пригласила слепого: – Входите.

Постукивая тростью, он вошел в «святая святых» Берты. Потом остановился и, чуть склонив голову набок, внимательно прислушался.

Его чуткое ухо уловило едва слышный звук, когда Берта пошевелилась. Он повернулся к ней лицом так, будто только что увидел ее, поклонился и произнес:

– Доброе утро, миссис Кул.

– Присаживайтесь, – предложила Берта. – Элси, принеси стул. Прекрасно. Ты свободна, Элси. Присаживайтесь, мистер... Простите, как ваше имя?

– Кослинг. Родни Кослинг.

– Отлично, садитесь. Меня зовут Берта Кул.

– Да, я знаю. А где тот молодой человек, который работал вместе с вами, миссис Кул? Дональд Лэм, так, кажется, его зовут?

Берта мгновенно рассвирепела.

– Пропади он пропадом! – чуть слышно выдавила она.

– Где же он?

– В армии.

– О!

– Он завербовался в армию. Я сделала все, чтобы он получил освобождение от службы: специально заключила военный контракт. Добилась, чтобы он был признан незаменимым работником, занятым на производстве, связанном с военным заказом, и после всего этого чертов коротышка идет и вербуется в военно-морской флот.

– Я скучаю по нему, – коротко отозвался Кослинг.

Берта хмуро взглянула на него:

– Вы скучаете по нему? Я не знала, что вы знакомы.

Он слегка улыбнулся:

– Я думаю, мне известен каждый обитатель этого района.

– Что вы имеете в виду?

– Я обычно сижу перед зданием банка на углу улицы – это примерно полквартала вниз отсюда.

– Точно. Я припоминаю, что как-то видела вас там.

– Я знаю почти каждого, кто проходит мимо меня.

– О! – сказала Берта. – Я, кажется, понимаю теперь. – И засмеялась.

– Нет-нет, – поспешил он поправить ее. – Это не то, что вы подумали. Я действительно ничего не вижу. Но прекрасно различаю всех по шагам.

– Вы утверждаете, что опознаете любого человека в толпе по шагам?

– Конечно, – скромно подтвердил Кослинг. – Походка у людей так же различна, как и все, что они делают. Длина и частота шагов, определенная манера волочить или поднимать ноги – о, существует множество отличий! И потом, конечно, я иногда слышу их голоса. А это уже много. Вы и мистер Лэм, например, почти всегда разговаривали, проходя мимо. По утрам вы расспрашивали его о делах, над которыми он работал, а по вечерам вы обычно торопили его с получением конкретных результатов, необходимых клиентам. Он же редко говорил много.

– От него это и не требовалось, – заметила Берта. – Самый умный малыш, которого я когда-либо встречала, но с большими странностями. То, что он подался в армию, все-таки явно свидетельствует о том, что с головой у него не все в порядке. Отсрочку он получил, прилично зарабатывал, накануне стал официально моим компаньоном в деле – и после всего этого он идет и вступает в военно-морской флот!

– Он почувствовал, что нужен своей стране.

– А я чувствую, что он нужен мне, – сказала Берта сердито.

– Он мне всегда нравился, – заметил слепой. – Он был так задумчив и сосредоточен. Мне кажется, ему пришлось туго до того, как он начал у вас работать.

– Он был так голоден, что, казалось, его ремень прилип к спине, когда он пришел ко мне наниматься, – ответила Берта. – Я дала ему работу, возможность честно зарабатывать себе на жизнь, потом сделала его своим компаньоном, а он ушел и оставил меня одну.

Кослинг, казалось, весь погрузился в воспоминания:

– Даже когда удача отворачивалась от него, он всегда старался сказать мне что-нибудь приятное. А потом, когда он начал зарабатывать немного денег, бросал мне монеты: он никогда не делал этого, когда вы были рядом. Когда он бросал деньги, никогда не говорил ни слова. – Слепой улыбнулся и продолжал: – Как будто я не знал, кто это! Я всегда узнавал его шаги, так же как и голос, но он боялся обидеть меня своим подношением; словно у попрошайки есть хоть сколько-нибудь гордости. Когда человек начинает выпрашивать деньги, он готов взять их у любого, кто только выразит такое желание.

Берта выпрямилась за своим столом.

– Хорошо, – сказала она жестко. – Раз уж речь зашла о деньгах, что вы хотите от меня?

– Я хочу, чтобы вы нашли одну девушку.

– Кто она такая?

– Я не знаю ее имени.

– Как она выглядит? О, простите.

– Ничего, – сказал слепец. – Вот все, что я о ней знаю. Она работает в радиусе трех кварталов отсюда. Работа хорошо оплачиваемая. Ей около двадцати пяти – двадцати шести лет. У нее стройная фигура, она весит около сорока восьми килограммов, ее рост – приблизительно сто шестьдесят сантиметров.

– Откуда вы все это знаете? – спросила Берта.

– Единственный источник информации для меня – уши.

– Ваши уши не могли узнать, где она работает.

– О, напротив!

– Держу пари, – сказала Берта, – что вы меня дурачите!

– Совсем нет. Я всегда знаю, который час. Там есть часы, они отбивают время.

– При чем здесь часы?

– Она всегда проходила мимо меня где-то без трех или без пяти минут девять. Если было без трех минут девять, она обычно спешила. Если до девяти оставалось еще пять минут, она шла медленно. Если работа начинается в девять часов – это работа высшего класса. Стенографистки обычно начинают работать в полдевятого. Я определил ее возраст по голосу; ее рост – по длине шагов; ее вес – по звуку шагов. Вы бы очень удивились, узнав, что можно услышать, если уши – единственное, что вас связывает с окружающим миром.

Берта Кул, обдумав услышанное, подтвердила:

– Наверное, вы правы.

– Когда человек становится слепым, – пустился в объяснения Кослинг, – он либо чувствует, что отгорожен от всего мира и не может жить в нем, и поэтому теряет всякий интерес к жизни, или пытается примириться с тем, что у него есть, и выжать из этого все, что только можно. Вы, может быть, заметили, что люди обычно знают много о том, чем они интересуются.