Не знаю из-за чего, - быть может, из-за слова «товарищ», но она вдруг от стены оторвалась и, не отнимая рук от лица, бежит, бежит ко мне…

В проходную заглянул начальник госпиталя. Потом зашел майор Руденко к дежурному по части. Но никто не удивился, увидев незнакомую фигурку, сидящую на «кресле Иоанна Грозного». Ведь мы приглашаем в проходную всех, кого застигнет обстрел на улице около госпиталя.

На «кресло Иоанна Грозного» я ее посадила. Но она сидит не навытяжку. Она поджала загорелые ноги, натянула на колени выцветшую юбчонку и головой поникла.

Даже невозможно разглядеть ее лицо. Только торчат сбитые кудельки.

Я стою, прислонившись к ручке кресла, обхватив двумя руками винтовку.

Опять страшный треск, дверь чуть не сорвало с петель.

- Вот бьют, проклятые, - сказала я. - Но к нам сюда снаряд не заскочит.

- Почему? - спросила она.

- Потому что снаряды летят с той стороны. Могут упасть на крышу или на мостовую. А в дверь им не заскочить.

- А не все равно пропадать?.. - сказала она.

- Почему пропадать? - говорю я. - Раз ты до сих пор выжила…

- Пока живу, но из всей семьи я одна осталась…

- А что с ними?

- Мать и сестренку в сорок первом в бомбоубежище засыпало. А нынче весной умер отец.

- От голода?

Она отвечала, на меня не глядя, а тут повернулась ко мне лицом.

- Нельзя сказать, что от голода. После него остались сухари. Он ел много.

- А откуда вы брали?

- У нас были вещи. Сначала мы голодали, а потом подвернулся один человек. Он стал у нас вещи выменивать. Приносил мясо, рис, сухари… И вот отец скажет: «Лена, навари мясных щей!» Наварю щей. Съест. И опять: «Лена, навари каши погуще!» Наварю каши. Съест и кашу. Ой, сколько он ел!.. И умер… Отчего?..

- Так он объелся. От этого тоже умирают, - сказала я. - Теперь что ты делаешь одна?

- Я?.. Доедаю сухари. На рынок хожу менять. Но уже не осталось ни одной порядочной вещички.

- И дровами запасаешься, - сказала я.

Глазки ее сузились.

- Надо. А то придет холод ко мне в пустую квартиру… Боюсь холода больше всего.

- Тебе нужно работать, - сказала я. - Не слоняться по рынку и набережной, а работать. Приходи к нам. У нас работать надо много, но зато тебе рабочую карточку дадут и дров дадут. Ты бы посмотрела, какие у нас мальчишки строителями работают. Значит, и ты можешь. Уже много народу набрали, но еще требуется: вон на стене объявление висит. Санитарки требуются, уборщицы, кочегары… И в госпитале у нас хорошо. Вот я тоже одна, а здесь про это даже не думается, как будто и не одна…

Она мне не ответила, и так больше до конца обстрела я от нее не услышала ни слова. Потом она подошла к объявлению и стояла перед ним долго.

- Где ты живешь? - спросила я, когда она собралась уходить.

- В Гавани.

- Ну, приходи.

Пожалела я эту бездельницу. Можно подумать, что я ей отдала назад дрова? Нет. Я вытряхнула дрова под «кресло Иоанна Грозного». И подала ей пустой мешок.

- Этими дровами дядя Вася затопит титан, - сказала я. - А тебе дадим дров, когда придешь к нам работать.