Позднѣе Гоголь въ "Старосвѣтскихъ помѣщикахъ" напишетъ сходную идиллію изъ жизни захолустныхъ дворянъ, но, въ художественномъ отношеніи, нѣсколько строчекъ эпитафіи, брошенныхъ вскользь Пушкинымъ, гораздо выше цѣлой повѣсти Гоголя, въ которой есть и каррикатурность, и тенденціозность.
Ларина.
Сама Ларина тоже простая женщина, когда-то бредившая романическими героями; выйдя противъ воли замужъ, она сперва потосковала, но потомъ свыклась съ новой жизнью и узнала тихое и вѣрное счастье.
Привычка свыше намъ дана —
Замѣна счастію она —
Ольга.
У Лариной двѣ дочери. Одна — Ольга, простая, недалекая дѣвушка, живая и немного сентяментальная. Только фантазія Ленскаго могла идеализировать эту дѣвушку, въ сущности, мало-оригинальную и мало-интересную. Пушкинъ говоритъ о ней-
…любой романъ
Возьмите, — и найдете, вѣрно,
Ея портретъ: онъ очень милъ,
Я прежде самъ его любилъ,
Ео надоѣлъ онъ мнѣ безмѣрно!..
Татьяна.
Гораздо интереснѣе была старшая сестра Татьяна, — полная противоположность Ольгѣ и во внѣшности, и въ характерѣ. Она ребенкомъ еще жила въ родной семьѣ одиноко, — "казалась дѣвочкой чужой", дѣтскихъ игръ не любила и молча могла просиживать цѣлые дни y окна, погруженнаи въ мечты. Но, неподвижная и, повидимому, холодная, она жила сильной внутренней жизнью, — "страшные разсказы няни" сдѣлали ее фантазеркой, ребенкомъ "не отъ міра сего".
Ея простонародный мистицизмъ.
Чуждаясь наивныхъ деревенскихъ развлеченій, хороводовъ и игръ, она за то всей душой отдалась народному мистицизму, — ея наклонность къ фантазированью облегчила ей это.
Татьяна вѣрила преданьямъ
Простонародной старины:
И снамъ, и карточнымъ гаданьямъ,
И предсказаніямъ луны.
Ее тревожили примѣты.
Таинственно ей всѣ предметы
Провозглашали что-нибудь,
Предчувствія тѣснили грудь.
"…Вдругъ увидя
Младой двурогій ликъ луны
На небѣ съ лѣвой сторовы,
Она дрожала и блѣднѣла.
Что-жъ? тайну прелесть находила
И въ самомъ ужасѣ она:
Такъ васъ природа сотворила,
Къ противорѣчію склонила.
Чтеніе романовъ.
Отъ сказокъ няни она рано перешла къ романамъ.
Они ей замѣняли все, —
Она влюблялася въ романы
И Ричардсона, и Руссо…
Изъ фантазерки-дѣвочки она сдѣлалась "мечтательной дѣвушкой", которая жила въ своемъ особомъ міру: она окружала себя героями своихъ излюбленныхъ романовъ, и чужда была деревенской дѣйствительности.
Давно ея воображенье,
Сгорая нѣгой и тоской,
Алкало пищи роковой.
Давно сердечное томленье
Тѣснило ей младую грудь.
Душа ждала кого-нибудь.
Встрѣча съ Онѣгинымъ.
Является Онѣгинъ. Въ толпѣ дикарей-помѣщиковъ онъ — слишкомъ крупная и оригинальная фигура — и Татьяна безъ труда увѣровала, что это и есть ея давно-жданный герой — y ней -
…открылись очи,
Она сказала: это онъ!
Чувства ея, вызванныя этой встрѣчей.
И вотъ, она бросается къ свонмъ давно-перечитаннымъ романамъ, чтобы опять бесѣдовать съ любимыми героями -
Теперь, съ какимъ она вниманьемъ
Читаетъ сладостный романъ,
Съ какимъ живымъ очарованьемъ
Пьетъ обольстительный обманъ.
Всѣ любимые ею романнческіе герои -
Всѣ для мечтательницы нѣжной
Въ единый образъ облеклись, —
Въ одномъ Онѣгинѣ слились.
Себя она воображаетъ тоже геровней, подругой дорогихъ ей рома-ническвхъ героевъ — Клариссой,[23] Юліей,[24] Дельфиной.[25] Немудрено, что въ книгахъ она находитъ "свой тайный жаръ, свои мечты". Подъ свѣжимъ впечатлѣніемъ перечитанныхъ книгъ она сочиняетъ Онѣгину письмо, въ которомъ повторяетъ слова и даже фразы любовнаго письма Юліи къ С.-Прё.
Разговоръ съ няней о любви.
Разговоръ Татьяны съ няней передъ сочиненіемъ этого письма принадлежитъ къ изумительнымъ сценамъ, по своей художественности и психологической правдивости. Въ бесѣдѣ восторженной дѣвушки со старухой сталкивается простонародное воззрѣніе на любовь съ искусственно-приподнятымъ романическимъ чувствомъ; сталкиваются наивная старость и наивная юность.
Любовь Татьяны.
Поэтъ старается оправдать въ глазахъ читателей поступокъ Тани: съ нѣжнымъ чувствомъ умиленія склоняется онъ къ поэтическому образу своей героини и проситъ для нея снисхожденія. Она такъ чиста и такъ наивна. Въ ней нѣтъ ни тѣни кокетства, нѣтъ той лжи, которой вооружены свѣтскія красавицы -
…въ милой простотѣ
Она не вѣдаетъ обмана
И вѣритъ избранной мечтѣ.
Она "любитъ безъ искусства"; «послушная» влеченью чувства, она довѣрчива; къ тому же она-
…отъ небесъ одарена
Воображеніемъ мятежнымъ,
Умомъ и волею живой,
И своенравной головой,
И сердцемъ пламеннымъ и нѣжнымъ.
Ужели не простите ей
Вы легкомысліе страстей?
Отношеніе Онѣгина къ письму Татьяны.
Онѣгинъ былъ «тронутъ» посланіемъ Тани, но онъ "привычкѣ милой не далъ ходу": его пугала перспектива связать свою свободу «бракомъ» и опуститься до растительной жизни провинціи — «прозой» пахнуло на него отъ семейнаго счастья съ наивной, провинціальной дѣвицей. Ея неопытностью воспользоваться онъ не захотѣлъ — слишкомъ «неинтересна» была для него, "опытнаго охотника", вся эта несложная интрига: для него, ученика Ловласа, «борьба» была слишкомъ легка; кромѣ того, вѣдь онъ корчилъ въ это время Чайльдъ-Гарольда, a тотъ, какъ разъ, въ подобномъ случаѣ, отвергъ любовь героини, сказавъ:
Флоранса! если бъ сердце это
Я для любви не схоронилъ
Тогда бъ, повѣрь, любовь поэта
Къ твоимъ ногамъ я положилъ,
Но ты не можешь быть моею —
У насъ различные пути!
("Чайльдъ-Гарольдъ")
Приблизительно то же сказалъ Онѣгинъ Татьянѣ при личномъ свиданьѣ. Только онъ прибавилъ еще нравоученіе въ духѣ тѣхъ, которыя расточалъ Грандисонъ,[26] любившій читать нравоученія тѣмъ «неопытнымъ» дѣвицамъ, которыя предлагали ему свою любовь:
Учитесь властвовать собой!
Не всякій васъ, какъ я пойметъ, —
Къ бѣдѣ неопытность ведетъ!