Он вскочил на ноги и отряхнулся. Примятый мох распрямился за ночь. А от ракеты, наверно, остался только легкий розовый шрам. «Что случилось со звездолетом?» Он представил себе, как тот медленно погружается в бездонные глубины, обрывая губчатые корни мхов.

Алган собрал вещи и снова пустился в путь. Ночь казалась красной из-за пурпурного света далекой звезды. Алган без особых усилий пробирался среди густой растительности. Почва под ногами упруго пружинила.

Алган шел почти прямо, изредка сверяясь по компасу. До космопорта оставалось километров тридцать. Сила тяжести на планете была невелика, и он полагал, что часов через десять будет у цели.

Его мышцам и нервам не надо было привыкать к долгим часам ходьбы в одиночестве. Комбинезон надежно защищал его от прохлады. Иногда тишину ночи пронизывал пронзительный крик, но пока он не встретил ни одного живого существа, которому тот мог бы принадлежать, а растительность не проявляла никакой враждебности.

Скорее всего, это кричали какие-то животные вроде тех, что населяли Землю миллиарды лет назад, до появления человека. Карикатурно похожие на тех, в кого впоследствии превратятся в процессе эволюции, такие животные встречались на всех планетах земного типа.

Смысл существования этих животных и растительных миров, которые смахивали на лабораторные культуры, рассеянные в пространстве, ускользал от Жерга Алгана. Может быть, фауна должна была стать разумной через немыслимые времена, или то были результаты неудачных опытов, а может, игра велась на столь обширной доске, что правила оставались неизвестными человеку.

Снова поднялся ветер, и под его ласковым дыханием зашуршали растения. Ветер как бы включился в игру — он то мешал ему идти, то подталкивал вперед, то отдалял, то приближал встречу, которая могла стать решающей в его судьбе.

Ветер толкнул Алгана в спину и вдруг подхватил его и поднял в воздух, словно паука на паутинке. Он оказался высоко над пурпурной равниной. Ветер ревел в ушах и увлекал в плотные слои воздуха.

Подавив страх, он поплыл в ледяном воздухе. И вдруг рухнул вниз.

Пурпурную равнину надвое рассекал глубокий разлом. Алган видел отвесные обрывистые стены ущелья.

Он сумел замедлить падение и приземлился на мягкую моховую подушку в нескольких метрах от бездны. Город лежал по ту сторону пропасти.

Алган уселся на краю обрыва и глянул в небо. Красная звезда сияла на небосводе, затмевая остальные светила, которыми, казалось, было вымощено ночное небо. Чувствовалась близость к центру Галактики, и звезд здесь было столько, что ночь отличалась от дня только окраской света.

Что дальше? Пропасть была для него столь же непреодолимым препятствием, как река для муравья. Добравшись до края клетки, он увидел, что соседняя клетка недостижима. Путь был проделан зря.

Он склонился над краем пропасти и увидел далеко внизу деревья, которые играли листвой в плотном воздухе, как водоросли в сильном морском течении. Он осмотрел противоположную сторону обрыва, серебристую в лучах пурпурной звезды, и заметил между отвесными стенами циклопические колонны, похожие на остатки храма, с которого сорвало крышу. Их окружали заросли фиолетовой растительности.

Ветер стих. Неожиданное исчезновение ветра привлекло его внимание. В ущелье существовало что-то более сильное, чем ветер, или создавался противоток, который уравновешивал силу ветра, увлекшего его за собой. Алган вспомнил, что его падение началось, когда он подлетел к краю расщелины. Он еще раз склонился над пропастью и ощутил на лице легкое дыхание. Он ощупал холодный камень отвесной стены и ему показалось, что его пальцы окунулись в жидкость. И тут он понял.

Края пропасти были лишены растительности, а деревья внизу казались водорослями потому, что имели такое же строение и находились в таких же условиях, как земные водоросли. Гигантский разлом был рекой. Но на этой планете река была из газа, за многие века пробившего себе ложе в кристаллической породе.

Это была река из газа более плотного, чем воздух, газа, возможно, ядовитого, но по нему можно было плыть, используя течение. Он оторвал кусок мха и бросил его вниз, в невидимое течение. Мох медленно, дергаясь, как на ниточке, пошел к далекому красному дну.

Алган проверил свое снаряжение, подтянул лямки рюкзака и соскользнул с обрыва, держась за край. Ему показалось, что он погрузился в теплую жидкость. Он отпустил руки, и течение подхватило его. В легкие ворвался густой липкий воздух, ему стало нечем дышать, он отчаянно замахал руками, вынырнул на поверхность и жадно глотнул воздух. Поток довольно быстро нес его вперед. Ему, очевидно, помогло удержаться поверхностное натяжение. Но он был столь же беспомощен, как унесенный рекой муравей.

Он посмотрел вниз и увидел где-то в километре под собой колышущиеся в красном тумане водоросли. Вдруг послышалось шипение, быстро перешедшее в рев. Алган понял, что попал в газоворот. Но нырнуть и отплыть прочь от этого мальстрема он не успел. В глазах потемнело, и он потерял сознание.

Алган почувствовал, что ударился головой о что-то твердое, рука непроизвольно ухватилась за веревку. Он подтянулся, и в легкие хлынул воздух. В висках стучало. Он услышал крики. Какая-то огромная тень загораживала вид на дальний откос. Затем он различил слова. Послышался топот босых ног по палубе, на него обрушилась сеть, он понял, что его тянут наверх. Вот его опустили на твердую поверхность. Чьи-то руки ощупали тело. Он хотел что-то сказать, открыл глаза — прямо над ним висела кровавая звезда. Она беззвучно рассмеялась, и Алгана окружили тьма и безмолвие.

Когда настал день, буря, разыгравшаяся ночью над поверхностью газовой реки, утихла. Жерг Алган нервно мерял шагами палубу. Примитивный плот из губчатой розовой древесины имел в длину около ста метров, и Алган понимал почему. Разница в плотности древесины и газа была столь мала, что для переноса малой массы требовалось большое газоизмещение. Управление плотом обеспечивалось громадными парусами, которые опускались в газовый поток и служили рулями или веслами. На корме торчала мачта, где в корзине постоянно сидел наблюдатель.

Постройка такого плота не требовала ни особых строительных навыков, ни больших затрат, а потому его попросту бросали в конечном пункте путешествия — ведь он двигался только по течению.

Матросы отличались темной кожей, видно, здесь, вблизи от Центра Галактики, радиация была велика. Они не обращали внимания на пассажира и говорили между собой на неизвестном Алгану наречии. Их слонялось по палубе около десятка, но из трюма доносились смех и выкрики, и Алган решил, что это либо охотники, либо добытчики, возвращавшиеся по окончании сезона в космопорт, чтобы продать свой скудный товар.

Возможно, их далекие предки когда-то попали сюда случайно на потерпевшем аварию корабле, а возможно, с умыслом были оставлены на планете в надежде, что здесь разовьется самобытная цивилизация. Несмотря на примитивный образ жизни, они сохранили манеры цивилизованных людей. В их головах, наверное, царил сумбур: обрывки знаний о прошлом предков мешались с представлениями галактического бытия, но они не выглядели несчастными. Планета была по-своему гостеприимной, а жизнь ее обитателей протекала просто и незамысловато, как в незапамятные времена на тихоокеанских островах Земли, родины всего человечества. «Тихим океаном» цивилизации, контролируемой Бетельгейзе, было пространство, а зачарованные острова и проклятые миры кружились в черной пустоте вокруг бесчисленных солнц.

«Впрочем, эта аналогия не имеет смысла», — решил Алган. Он лежал на носу судна, поглаживая рукой шахматную доску с тончайшими гравюрами, символизирующими Вселенную.

Аналогия в самом деле не имела смысла — ведь цивилизация на Тихом океане была делом случая и истории, а галактическую цивилизацию создал человек. Людей сознательно оставляли на отдаленных планетах, чтобы свернуть историю с проторенного пути. Эту холодную концепцию освоения Вселенной разработала Бетельгейзе… Бетельгейзе не остановилась на том, что подарила человеку пространство, она пыталась строить будущее человечества по своим планам.