Но главное в этой беседе с Виктором Тесье таилось в полутьме неясных воспоминаний, в закоулках ее разрушенной памяти, в месте, которое было полностью затянуто мглой. Лишь одно удивительное по своей отчетливости убеждение не покидало ее окутанный туманом мозг:

– Виктору необходимо провести это Рождество в Напа. Ему необходимо поговорить с Чейзом и Хоуп. Не знаю почему, но я абсолютно в этом уверена.

Милая улыбка мелькнула на ее бледных губах.

Элинор тоже улыбнулась в ответ, не зная, стоит ли продолжать этот разговор.

– Мой Эндрю умер на Рождество, – неожиданно сказала она.

– О, Элинор, я не знала. Мне так жаль.

– Все в порядке, дорогая. Тогда все было совсем иначе. Он все еще оставался моим Эндрю, хотя болезнь Альцгеймера отняла у него все лучшее, что в нем было. Но в сентябре, когда умерла Френсис, сердце Эндрю начало давать сбои. Еще задолго до этого он говорил мне: когда наступает твое время, оно наступает. Он не любил никаких патетических высказываний, и он хотел жить ради меня, но не хотел стать для меня обузой. Эндрю даже как-то сказал, что, если такое время наступит, он просто покончит с собой.

– Неужели он это сделал?

– Убил себя? Нет! Он сделал бы это давным-давно, если бы знал, что ему предстоит. Но болезнь Альцгеймера такая коварная, Кассандра. На ранней стадии, когда она только начиналась, Эндрю был уверен, что справится с ней, но на самом деле все случилось совсем не так, как он предполагал. Когда болезнь усилилась, у него уже не было ни воли, ни способности принимать решение. Обещание, данное самому себе, терзало его, и это делало мучения еще более ужасными.

Мудрые глаза Элинор потемнели от печальных воспоминаний, и в них блеснули слезы.

– Я была благодарна судьбе за то, что Эндрю так и не смог выполнить своего замысла. Разве для меня было так уж важно, что он стал другим Эндрю, мало напоминавшим того человека, которого я любила целых сорок лет? Тот Эндрю был где-то внутри нового, внутри этой сжимавшейся оболочки. Я хотела, чтобы он оставался со мной всегда, всю мою жизнь, независимо ни от чего, и умоляла докторов сделать все возможное, чтобы продлить его жизнь. Но ничего не помогало. Я видела, как Эндрю страдал, бывали моменты, когда ему не хватало воздуха, он задыхался, не понимая почему. Под конец только мое эгоистическое желание не отпускать его любой ценой поддерживало в нем жизнь. Я слишком любила его и не могла сама ни на что решиться. Мне нужен был кто-то, кому бы я доверяла, кто понял бы.

– Чейз, – прошептала Кассандра.

– Я попросила его помочь мне позволить Эндрю умереть. Когда я вспоминаю все, что случилось, я даже сейчас не верю, но я позвонила Чейзу, и, конечно, он не отказал. Он сказал «да». Эндрю умер в ту же ночь во сне, сам, будто понял, что я собиралась сделать, и знал, насколько невозможно это было для меня.

Глаза Элинор наполнились слезами, но, когда она, лишь на мгновение отвернувшись, снова посмотрела на Кассандру, они были сухими и ярко блестели.

– Полагаю, вы уже догадались, что в моей истории есть мораль.

И есть еще много моралей и много разных правд о жизни и любви…

Возможно, на этот раз мораль заключалась в том, что миссис Санта-Клаус заставила себя жить без своего мистера Санта-Клауса, что она позволила себе полюбить снова.

– Вы должны рассказать Чейзу все, дорогая.

Нет, только не это!

– Я не могу.

Элинор видела, как Кассандра внезапно побледнела, и на лице ее отразился ужас.

– Я вас слишком утомила.

– Нет-нет, просто такое теперь со мной иногда случается. То я совершенно здорова и бодра, а то просто разваливаюсь на куски.

– Ладно, – решила Элинор, – в таком случае самое время уложить вас в постель, подоткнуть одеяло со всех сторон, и пусть вам приснится Рождество, Черная Гора, засахаренные сливы и сверкающее шампанское.

Когда немного времени спустя приехала Хоуп, она нашла Элинор в лилово-кремовой кухне.

– А вот и наша героиня! – воскликнула Элинор.

– О, мы выиграли процесс только потому, что у нас оказался хороший состав присяжных…

– Но без очень хорошего окружного прокурора и еще лучшего помощника окружного прокурора кто знает, что бы вышло.

Хоуп улыбнулась:

– Ладно, как бы то ни было, главное – победить.

– И не забыть приехать сюда.

– Да, на некоторое время.

По пути на кухню Хоуп успела заглянуть в офис Чейза и убедилась, что он выглядел точно так же, как тогда, восемь лет назад, в первые месяцы после исчезновения Кассандры. У него был такой вид, будто какая-то неотвязная мысль не покидает его ни на минуту.

– Кассандра спит? – поинтересовалась Хоуп у Элинор.

– Просто дремлет. Хочет быть готовой к завтрашней встрече с Мэлори Мейсон.

– Боюсь, что встреча эта будет мучительной для нее.

– Может, пока ее отложить? – задумалась Элинор. – Не лучше ли дать ей сперва окрепнуть?

– Пожалуй, вы правы, но ведь, может быть, преступник где-то рядом. Возможно, Кэсс удастся хоть что-нибудь вспомнить о личности напавшего.

– А Мэлори Мейсон действительно хороша в своем деле, Хоуп? Тебе это точно известно?

Хоуп улыбнулась:

– Ее репутация известна всем.

– Ну пусть старается изо всех сил. А пока что, Хоуп Тесье, у меня есть план для тебя – шоу в галерее Джейн. Открытие сегодня вечером. Джейн говорит, это будет показ самых необычных картин, какие только она видела в своей жизни.

– Право, Элинор, я не знаю. Я так хотела отдохнуть в тихой семейной обстановке…

– Так ты тоже избегаешь Джейн?

– Нет-нет. Я уверена, что и Кэсс тоже скоро избавится от своего предубеждения.

– Надеюсь, – ответила Элинор. – Пока что я думала сказать Джейн, что Кассандра слишком слаба, чтобы увидеться с ней.

– И это чистая правда. Но возможно, Элинор, она не поверит.

– Ну это мы еще посмотрим. Кстати, о художнике, – ты ведь его знаешь.

– Знаю?

Хоуп нахмурилась:

– Его имя – Николас Вулф. Судя по тому, что он рассказал Джейн, вы встречались тринадцать лет назад в Монтане, на ранчо «Ивы».

Да, правда. И был еще один день, когда мы встретились на Черной Горе. Тот прекрасный и жуткий день.