Прежде Хоуп никогда не доводилось жить с девочками старшего возраста, и она представляла, как весело это будет, а еще надеялась многому научиться у них. Девочки очень заботились о своей внешности; это было заметно по тому, как тщательно они накладывали косметику и подбирали детали одежды, а также как ухаживали за своими длинными блестящими волосами.

Хоуп Тесье, будь на то ее воля, выбрала бы для себя джинсы и майки, а пользоваться косметикой ей, по ее мнению, было еще рано. Волосы ее были коротко подстрижены.

Хоуп слегка встревожило, что старшие девочки откровенно сочувствовали ей и жалели ее, но она попыталась отбросить неприятные мысли.

Все это было частью игры и развлечений, а значит, веселья, новизны. Жить на ранчо «Ивы» означало встречать новых людей, узнавать, что для них важно, принимать их такими, какие они есть, и, если они соглашались принять ее в свой круг, она была согласна принимать их и все, что от них исходит, и приветствовать это.

Единственный чемодан Хоуп был давно распакован, а до формальных приветствий в столовой оставалось еще добрых полчаса. Сверкающий хромированный треугольник часов на стене должен был прозвонить заранее, призывая на общий сбор всех обитательниц лагеря.

Пользуясь образовавшейся паузой, Хоуп задумала совершить паломничество к величественной иве – живому символу лагеря.

Стоя под знаменитым деревом, Хоуп вспоминала то, что ей успели рассказать о лагере, и вновь убеждалась, что большая часть правил для нее не подходила: они годились для девочек старшего возраста, таких, как ее товарки, уже интересовавшихся мальчиками.

Ни при каких обстоятельствах, говорилось в уставе лагеря, не разрешается ходить на свидания и встречаться с обслуживающим персоналом, педагогами, консультантами. Хоуп уже знала, что все инструкторы здесь не моложе двадцати одного года, и, должно быть, решила девочка, эти правила не имеют никакого отношения к дружбе с мальчиками ее возраста.

Носить джинсы в столовой ранчо «Ивы» было дозволено, если чистота их не вызывала сомнений, равно как и шорты, если они были положенного фасона и длины, такие, как, например, бермуды; и ни на одной странице свода правил Хоуп не нашла никаких запретов по части лазания по царственной иве.

Николас Вулф появился на ранчо совсем недавно – всего второй день он работал здесь в качестве служащего. Увидев, как закачались ветви ивы, он сразу подумал, что изнеженные дочери магнатов едва ли стали бы лазать по деревьям. И тем не менее, глянув вверх, он увидел небрежно сидевшую на толстой ветке одну из богатых наследниц, совсем юную и вполне дружелюбно настроенную. На его любопытный взгляд она ответила энергичным кивком и ослепительной улыбкой:

– Привет!

– Привет! – смущенно пробормотал Ник.

Никто прежде не приветствовал его с подобным энтузиазмом, с такой неподдельной радостью.

– С тобой все в порядке?

– Да, все просто прекрасно. Отсюда потрясающий вид!

В этот момент в чистом свежем воздухе Монтаны разнесся звук гонга, призывающий к ужину.

– Кажется, пора слезать!

– Будьте осторожнее, не торопитесь!

– Я стараюсь.

Но Ник сразу заметил, что осторожность вовсе не свойственна его новой знакомой. Она была бесстрашной, живой, уверенной в себе и двигалась с безыскусственной грацией котенка.

Хоуп спрыгнула с нижней ветки; лицо ее пылало от возбуждения, ярко-зеленые глаза сверкали. Теперь она смотрела прямо на Ника.

– Спасибо, что побеспокоились обо мне.

Она исчезла так же стремительно, как и появилась, а Ник вернулся в кораль, чтобы покормить лошадей, находившихся на его попечении.

Стол Хоуп оказался расположенным в конце просторной столовой; окно, рядом с которым он стоял, выходило на конюшни, пастбища и возвышавшиеся за ними покрытые снегом Скалистые горы. Хоуп как раз любовалась чудесным видом, когда услышала деликатное постукивание чайной ложки по стакану, после чего общее шушуканье смолкло, и внимание всех обратилось к управляющей ранчо «Ивы» миссис Фейрчайлд, вошедшей в комнату в сопровождении целого батальона советников и инструкторов.

– Дамы, могу я претендовать на несколько минут вашего внимания?

Алисия Фейрчайлд была выпускницей Вассара, и она знала, что говорит с будущими выпускницами этого колледжа и других не менее уважаемых учебных заведений, – с юными наследницами, уже посещающими самые престижные закрытые школы, какие только можно сыскать на свете.

– Благодарю вас и добро пожаловать. Нам так отрадно принимать столь изысканных молодых леди здесь, на ранчо «Ивы», и сознавать, что вы лучшие из лучших.

– Она повторяет одно и то же каждый год, – этот комментарий, произнесенный шепотом, исходил от Триш, ветерана «Жаворонка», хорошенькой восемнадцатилетней самоуверенной блондинки, отлично изучившей местные правила. Она проводила здесь уже третье лето и знала все, что только можно было знать об этом ранчо. Сделав столь существенное замечание, Триш проявила еще одну свою способность – незаметно шептаться, в то время как остальные произносили речи. Сразу стало ясно, что миссис Фейрчайлд не обращала на это никакого внимания. К тому же Триш шепталась так тихо и неприметно, а сказать ей хотелось так много, что Хоуп поняла: придется слушать директрису и комментарии Триш одновременно.

– У нас на ранчо «Ивы», – с гордостью сообщила миссис Фейрчайлд, – есть свои правила…

– Которым вы все обязаны следовать, – подсказала Триш.

– Которым все обязаны следовать.

– Ну вот, сейчас начнутся откровения.

– Откровения? – переспросила одна из девочек, Робин, как-то неуверенно и явно громче, чем следовало.

К счастью, миссис Фейрчайлд, кажется, не заметила этого казуса и неловкость Робин была забыта.

– Не огорчайся, Робси, – ободрила новенькую восемнадцатилетняя Дженна. – Откровения – дело добровольное. Кроме того, у Триш столько секретов, что хватит на всех.

Дженна знала, что говорит. Она была лучшей подругой Триш и поверенной ее тайн, к тому же очень хорошенькой и милой.

Робин, получившая отныне прозвище Робси, вздохнула с облегчением, и Хоуп тоже почувствовала себя веселее. У нее еще не накопилось секретов, и было бы неприятно, если бы она произвела впечатление человека, не желающего делиться своими тайнами.