Паула вскочила и громко объявила в пространство:
– Плевать мне на вас, мистер Роберт Хартфорд и мистер Уинтроп Тауэр!
Она завершила эту тираду реальным плевком в грязный поднос и просеменила на цыпочках по пыльному и засыпанному пеплом ковру в ванную комнату.
Слава богу, голубой кафель был девственно чист, ванну она не осквернила, а зеркала отражали то, что им и следовало отражать. Паула убедила себя, что попала в рай, и полчаса провела в раю. Выйдя оттуда ангелом, завернувшимся в белоснежный махровый халат с эмблемой «Бель-Эйр», она уселась за бюро, взяла лист великолепной бумаги с такой же эмблемой и роскошную ручку.
Как полководец или писатель, замысливший создать эпопею, она составляла на бумаге диспозицию и расклад сил. Иногда, отрываясь от работы, Паула набирала нужные ей номера на телефонном диске.
К девяти часам вечера ее будущее прояснилось.
Она сделала тридцать телефонных звонков и выяснила, что Уинти и Роберт опередили ее.
Но Паула не могла позволить себе предаваться унынию и пессимизму. У нее оставалась лишь одна карта, и она кинула ее на зеленое сукно.
Достав из недр сумочки визитку, она по буквам прочитала замысловатый и претенциозный готический шрифт. Карточка была получена ею еще на прошлой неделе.
«Мисс Антония Кориарчи. Домашний прием. Черный галстук обязателен».
Паула лихо крутанула руль своего «Мустанга», вписываясь в резкий поворот дороги, огибающей «Сансет-отель». Затем серая, как змеиная шкура, асфальтовая лента увлекла ее в глубь каньона, где располагалась истинная сокровищница Беверли-Хиллз. Дома выглядели еще грандиознее ночью, подсвеченные разноцветными фонарями, когда гигантские пальмы и секвойи скромно отступили во тьму. Господом созданные творения решили не препятствовать разгулу людского тщеславия.
Приглашение на прием в дом Кориарчи по случаю их новоселья – заветная, роскошная грамота – хранилось у нее. Вряд ли Уинти допустил такую низость, что аннулировал это приглашение. Если кому-то дается последний шанс – пусть приговоренному к смерти, – то вот он, самый последний.
В то время как машина, вкручиваясь в извивы крутой дороги, пробивалась наверх, все большие порции адреналина впрыскивались в кровь Паулы. Она готова была пойти на все, лишь бы остаться здесь.
Особняк Кориарчи сиял, как судно, охваченное пожаром. Паула остановила «Мустанг» точно перед возвышающимся на ступенях парадного крыльца рослым лакеем. Блондин, открывший ей дверцу, выглядел так, что его хотелось скушать тут же на месте.
– Машина блеск, – сказал блондин. – А владелица еще лучше, – добавил он после паузы.
– Спасибо, – ответила она улыбкой, но не сунутой в руку пятеркой.
Паула вошла в холл дворца Кориарчи, который был ее созданием. Это она предложила разместить здесь позолоченный стол, за которым теперь восседала роскошная девица и проверяла приглашения, сверяясь со списком.
К столу тянулась солидная очередь гостей, и никому в голову не приходило протестовать против этого унизительного контроля.
Когда подошла ее очередь, Паула положила свое приглашение на стол.
– Паула Хоуп, – назвалась она.
Девица-секретарь уставилась на список. Потом она подняла глаза на Паулу. Вновь пробежалась взглядом по строчкам.
– Вас в списке нет.
– Но вот мое приглашение.
Очередь позади Паулы хранила мертвое молчание.
– Боюсь, я не могу пропускать тех, кого нет в списке. Независимо от того, есть ли у них приглашение или нет.
– Но это же просто смешно, – сказала Паула. – Я работала на Уинтропа Тауэра. Я декорировала этот дом.
– Не я устанавливаю правила. Я их лишь только соблюдаю, – заявила девица, очень довольная тем, что хоть в чем-то может проявить свою власть.
– Не могли бы вы отойти в сторону и не мешать остальным? – громко произнес кто-то из очереди.
– В чем проблема? – спросил Антуан Кориарчи. Он возник словно бы ниоткуда и теперь нависал над плечом своей секретарши.
– Мисс Хоуп имеет приглашение, но она не занесена в список. А миссис Кориарчи велела придерживаться списка… – Девица торопилась оправдаться перед хозяином, неуверенная, что не допустила какую-то оплошность.
– Пожалуйста, растолкуйте ей, что я должна быть в списке, – резко обратилась к нему Паула, не потрудившись даже поздороваться.
Какую-то секунду Антуан Кориарчи молча сохранял на лице застывшую приторную улыбочку. Он, разумеется, знал, что произошло. Сегодняшний прием для него много значил. В случае успеха он мог бы считать себя по голливудским стандартом перешедшим из команды «зет» в команду «а». Где-то кто-то обронил, что Паула Хоуп, дизайнер, оформляющая дворец Кориарчи, теперь стала персона нон грата. Отсюда следовало, что ее надо было вычеркнуть из списка. Что и было сделано. Но сейчас Кориарчи вспомнил, что личностью, положившей начало гонениям на Паулу, был как раз бывший ее наниматель. Тот самый Тауэр, который так унизительно отзывался о кинопродукции, выпускаемой Кориарчи, и произносил в его адрес столь нелестные отзывы.
– Мисс Хоуп всегда желанный гость в моем доме, – сказал он и поклонился, расплывшись в сладкой масленой улыбке, и таким образом совершил некий акт возмездия.
– Благодарю вас, – кивнула Паула и погрузилась тотчас в волны всеобщего веселья, которое на веселье, впрочем, не очень-то было похоже, а для нее скорее было полем битвы.
Паула взяла с подноса бокал шампанского и направилась к бассейну, где наблюдалось наибольшее оживление. Она увидела молоденькую актрису, с которой ее когда-то познакомил Роберт.
– Привет, Марта.
Девушка взглянула на нее с ужасом. Такое выражение лица было у нее в одном фильме, когда вампир подбирался к ее нежной шейке.
– Боже мой, Паула! – Она испуганно огляделась по сторонам. – Как ты сюда попала?
– Что значит «как попала»? Меня пригласили так же, как и тебя.
– Ну… я просто подумала… ты жутко храбрая… – В устах Марты слово «храбрая» прозвучало как «глупая», после чего девушка скрылась под защиту толпы.
Паула едва не задохнулась, но быстро пришла в себя. Она уже знала, что ее ждет здесь. Но бродить среди оживленной публики подобно привидению было для нее унизительно. Она огляделась, выбирая компанию, к которой могла бы пристать.
Ее взгляд остановился на Мэрилин Грабовски, журналистке, поставлявшей самые «горячие» новости из Голливуда в журнал «Плейбой».
– Привет, дорогая, – произнесла Мэрилин, заметив приближающуюся Паулу.
Та ответила ей благодарной улыбкой. Слава богу, нашелся кто-то, не побоявшийся завести с Паулой разговор.
– Привет, Мэрилин. Ну как, ты нашла уже себе подходящий дом в Малибу?
– Пока нет, но, очевидно, когда найду, тебе все равно не позволят заняться его дизайном. Но все утрясется, дорогая, рано или поздно. У тебя есть талант, а у этих напыщенных индюков только непомерно раздутое эго.
Получив моральную поддержку, Паула двинулась дальше. Она подошла к отдалившейся от прочих группе, разглядев там менеджера из «Юнайтед Артистс», в оформление его дома она тоже вложила когда-то свой труд.
– Привет, мистер Штиглиц. Как поживает ваш терьер? По-прежнему жует занавески?
Мужчина, беседующий с Штиглицем и стоящий к Пауле спиной, заслышав ее голос, вздрогнул и обернулся. Его лицо попало в луч света от прожектора, спрятанного у подножия королевской пальмы. Освещенное снизу, оно показалось Пауле таким зловещим, словно это был не Роберт Хартфорд, а Борис Карлофф в фильме ужасов.
Она попятилась.
– Паула! – его окрик прозвучал словно взрыв.
Удивление от неожиданной встречи сменилось в нем приступом слепой ярости.
– Как ты осмелилась…
Сколько самых противоречивых чувств может испытывать человек одновременно? Паула любила его. Все еще любила.
Его слава, его репутация, его целеустремленность и умение собраться в нужные моменты, способность получать и самому доставлять удовольствие женщине, его неистощимая изобретательность в занятиях любовью, – разве не был он достоин за это любви?