-Ага, пусть поработает подсознание, как говорили мне на занятиях.

-Тебя чем-то угостить? – Люк чувствовал себя и смешно, и неловко. Светский приём светского визита сестры. Или так не говорят?

-А, не надо, - махнула рукой Лея. – Мы уже пообедали.

-Мы?

-Ну, в основном, надо признать, наворачивали Хан и Чуи.

-А вы вместе?

-Две квартиры, между которыми можно не запирать дверь, - она взглянула на него. – Сейчас я её заперла и сказала Хану, что хочу отдохнуть.

-Конспирация? – спросил Люк полушутливо.

-Да, - ответила она. Глядя на него спокойно и прямо. У Люка дыхание перехватило. Он явственно представил…

-Ты как…

-Что?

-Мне почему-то кажется, что такая манера смотреть на людей была у нашего отца, пока он не надел маску… Извини.

-Да, - ответила Лея непереносимым, скрежещущим каким-то голосом. – У нашего отца.

-Лея, извини, я не хотел, я знаю, тебе это неприятно…

-Это факт, - ответила она, по-прежнему глядя на него в упор. – Факт . Факт нашей жизни. Который… - она так кусанула губу, что потекла кровь.

-Лея.

-Тебе, кстати, никто не рассказывал патетическую историю порубания нашего родителя двумя доблестными джедаями? – спросила Лея.

-Двумя? – машинально спросил Люк. Сейчас его больше беспокоила сестра. Он чувствовал, как близко подошла она к своему пределу.

-Значит, не говорили, - ответила Лея. – Я расскажу. Дело не в этом.

-В чём? – он подошёл поближе. Лея тут же сделала шаг назад.

-Нет. Не надо. Мне нужно пространство.

Люк согласно кивнул и сел на кровать. Лея осталась стоять.

-Тётя Мон знала об этом.

-О чём?

-Чьи мы дети.

-Да я понял… - невесело ответил Люк.

-Тоже? – губы Леи скривились. – Но для тебя, братик, это не обернулось такой катастрофой.

-То, что я – сын…

-Нет! То, что тётя Мон знала об этом.

-Прости, я не совсем…

Лея кивнула.

-Я понимаю. Об этом сложно думать со стороны. Дело в том, Люк, что если бы я знала, чья я дочь, Альдераан не был бы взорван.

Люк попереваривал эту фразу.

-Ты хочешь сказать…

-Да. Если бы я сказала Вейдеру, кто я такая, он бы никогда не допустил взрыва этой планеты.

В ту ночь она не ложилась спать. В ночь перед перелётом на “Исполнитель”. Последнюю из нескольких ночей, проведённых ею на разных Звёздах смерти. Может быть, потому…

Она лежала, неподвижно вытянувшись в своей, ничего не скажешь, комфортабельной постели, и смотрела в потолок. А потом села на ней, подтянув к себе ноги и обхватив их руками. Сухие бесслёзные глаза по-прежнему смотрели только в одну точку. Ничего не видя. Многие призраки пронеслись перед ней. Многие сухие, давно переведённые на уровень абстракций мысли.

Так меньше болит.

Она могла объяснить природу терроризма. Кому угодно. На собственном примере. Как и природу фанатичной уверенности в своей правоте. Как и природу жёсткого идеологически правильного бездумья. Терроризм – то, что встаёт на место выпавшего ядра обычной жизни. Такого ядра, без которого нельзя жить. Замена клетки на вирус. А фанатизм и бездумье не позволяют ощутить неестественность этой подмены.

Она стала террористкой в тот момент, когда у неё на глазах разлеталась на куски планета. Равно как и фанатичкой. Ей стало всё равно. И всё безразлично. Ценность человеческой жизни, в частности, своей, была сведена к нулю. У неё не осталось того, что можно терять. То, что было до этого, она считала деткой игрой. Проникнуть под видом сенатора на Корускант, добывать сведения, потом украсть чертежи. Детская игра в разведчиков, жажда приключений. Она не жила, она играла. Даже тогда, когда их поймали. Она испугалась, да. И всё-таки это был детский испуг. Сильный, но детский. И, как это бывает у детей, она не верила в саму возможность смерти.

Это оказалось так просто. Тумблер, кнопка, а потом планета совершенно бесшумно, как всё, что происходит в космосе, распалась на три уродливых куска. Они какое-то мгновение, казалось, всё ещё пытались склеиться между собой, а потом с безнадёжной окончательностью развалились, и центробежная сила повлекла прочь каждый…

Она никогда не пыталась представить, что было там, на каждом из кусков, который клочьями терял атмосферу. Мгновенное прекращение вращения вокруг оси и рассоединение обломков вызвало небывалые ураганы. Неимоверной силы земные толчки. Она хотела бы, чтобы люди на её земле умерли мгновенно. Она знала, что это невозможно. И она была близка к тому, чтобы просить Таркина выстрелить ещё один раз.

Удар милосердия.

В том шоковом состоянии аффекта она не сразу поняла, почему у неё так ноет плечо. Вейдер вцепился в него, как будто падал куда-то. Тогда она решила, нет, потом, тогда она ничего не соображала – что он на всякий случай схватил её покрепче, чтобы она не бросилась на Таркина.

Но потом она поняла: не то. Теперь поняла. Она помнила бледного до синевы Люка, героя, взорвавшего Звезду Люка, который еле выполз из крестокрыла.

-…она как будто взорвалась у меня в голове… - пробормотал он на все расспросы. При эвакуации его пришлось уложить в отдельную каюту и скормить ему массу обезболивающих средств. Она впервые видела, как действует на одарённого Силой массовая гибель. А на Вейдера?

Он, конечно, был профи. Он мог закрыться. Но как будто не успел. Как будто взрыв тоже застал его врасплох. Она тогда не думала об этом. Она не думала и сейчас. Она отложила в ячейку памяти очередную подробность. Не потому, что не хотела вспоминать. Отложила вплоть до того времени, когда информации окажется столько, что она сможет её осмыслить.