Ему снились прекрасные сны.

В них он был счастлив. Как счастлив был сегодня, когда всё узнал. Контакт такой степени ни для кого не проходит бесследно. Вейдер исследовал его ум - но и сам открылся ему. И он его увидел. Настоящего.

Это был жёсткий и взрослый человек, сейчас усталый, упорный, мрачный, язвительно ироничный… Он был живой. Ничего от того, чем пугал Бен Люка. Никакой тьмы, никакого подчинения, никакой оглушающей смерти. Никакой мертвящей заданности действий.

Никакого отсутствия души.

А ещё он был родной.

Он узнал его, как будто знал раньше. Душа к душе творит странные вещи. Он его узнал…

Люк счастливо повернулся во сне и обхватил руками колени. Надо будет сказать Лее… И Хану… И всем… Они напрасно боялись. Он живой. Просто покалеченный и ожесточённый, но живой. Он настоящий… И всё, что о нём выдумывают - такая пакость…

Он быстро ушёл от него. Узнал и ушёл. Пусть. Теперь Люк знает тоже…

Сон в его сне раздвинулся. Появилась поляна в лесу, бабочки и цветы. По поляне кто-то шёл. Весёлый и высокий. И бабочка села к нему на плечо…

Люк улыбнулся, свернулся ещё крепче во сне, и, как бабочку, выпустил на волю свою Силу. Она золотистыми ручейками лучей брызнула во все стороны и на всё.

И Лея в камере вдруг прекратила плакать. Тёплый золотой клубок погладил её лицо и накрыл плечи. Сон Хана в соседней камере перестал быть беспокоен. Внезапно в своей комнате поднял голову Палпатин. Прислушался. И улыбнулся. Улыбкой почти молодой, как из другой жизни.

Вейдер медленно повернул голову и усмехнулся. Какая к ситху тёмная сторона? Мальчишка одарён совершенно иначе. Как…

В далёкой дали вздрогнул человек, подсчитывающий процентную вероятность. Вздрогнул, поморщился и пробормотал ругательство. Процентная вероятность перестала на время занимать его. На долгое время.

И только Мон Мотма не почувствовала ничего совершенно.

И некоторые другие…

Там, в мире Великой Силы, посреди серебристого сияния сидел на пенёчке Оби-Ван. И медленно молодел. Шок такой глубины он испытывал редко. Глаза его ученика, вскрывшие ему душу и отбросившие назад, были худшим из того, что он видел в жизни.

А ещё он был один. Те голоса и воли, что нашёптывали ему решения, подталкивали к выполнению задач, исчезли. Он был один. И совершенно не знал, куда ему идти.

Серебристая пелена была раздвинута привычной рукою. Как утром раздвигают на окнах занавески. И в мир Великой Силы вошёл Куай-Гон, впуская за собой солнечный свет, поляну, залитую солнцем и стайку бабочек, одна из которых тут же села Оби-Вану на макушку. Стриженую.

Ему снова было девятнадцать лет.

- Уф, - сказал Куай. - Всё-таки я до тебя добрался.

- Учитель?!! - не с долей истеричности завопил Оби-Ван. Это была не доля, а вся полнота.

- Я, я, - кивнул Куай-Гон, забавляясь видом своего ученика. Бабочки порхали вокруг, садились ему на плечи, волосы и одежду. За его спиной звучал ветром в листьях и перекриком птичьих голосов лес. Толстые пласты солнца ложились на поверхность тумана, постепенно его прогоняя. - Ты не поверишь, но когда Эни их всех убрал, дорожка оказалась на диво короткой.

- Короткой? - дрожащим голосом спросил Оби-Ван. - Куда?

- К тебе, бестолочь, - хмыкнул весёлый рыцарь. - Поверь, это было ужасно, - он сел на корточки рядом с пеньком, и только тут Оби-Ван сообразил, что пенёк уже находится на поляне. Его ноги утопали в траве. - Этот кордон из миллиардов просветлённых мёртвых душ, - он сорвал стебелёк и задумчиво покрутил его в пальцах. А потом отправил мягким кончиком в рот. - Глухонепроницаемая стена. Пробиться совершенно невозможно.

- Ккак? - спросил Оби-Ван.

- В том и дело, что никак, - тот засмеялся. - Я один, их много. Я очень не вовремя умер, Оби.

- Каких мёртвых просветлённых душ? - упавшим голосом спросил Оби-Ван.

- Тех, что тебя вели от жестокости к жестокости и от ошибке к ошибке, - в голосе учителя не было гнева. Только печаль. - Заставляли убивать. Заставляли ломать жизнь неугодным им людям…

- Почему - мёртвые? - шёпотом спросил Бен.

- Потому что они мертвы, - его учитель покусал травинку. - Милый мой, живым оставаться так сложно… Они умирали, и входили в свой свет, и от них не оставалось ничего, кроме их пустых, выхолощенных воль. Они не помнят бабочек и дождь, - Куай-Гон рассеяно погладил по крылышкам бесподобно прекрасное существо. - Речку и лес, небо и солнце. Они не помнят ни детей, ни друзей. Они не знают, что когда-то любили. Они уходят в высший мир, сливаются с его ритмом и умирают. Остаётся только их воля. Прожжённая светом насквозь. Они смотрят и требуют. Или убивают. Вот тебе - мир Великой Силы. А я решил остаться человеком, - он подмигнул. - Живым человеком. Но пока между нами стоял этот кордон, я всё никак не мог пробиться к тебе.

- Учитель! - завопил в отчаянии Оби-Ван. - Да что вы говорите?! Как вы так можете?! Свет не может быть злом!

Куай-Гон рассмеялся.

- Вот запутали тебе мозги, - сказал он добродушно. - Мой хороший, есть свет и есть тьма. Есть, соответственно, светлые и тёмные. А ещё есть добрые.

- Но…

- Светлые и тёмные воюют такую пропасть времён, что все они уже давно стали ожесточёнными и злыми, - Куай вздохнул. - И видят только врага. Только врагов. Может, потому от них и остаётся лишь два поля. Поле света. Поле темноты. Светлая сторона. Тёмная сторона. А где люди? Нет людей… Мы с Хэмером много говорили об этом.

- С кем?

- А, да, - учитель весело улыбнулся. - Забыл тебе представить. Хэмер Сайрин, мой друг. Мой собеседник. Мой ученик.