-Но я же об этом ничего не знал.
-Да. Но это оправдание было бы совершенно не важно, если б ты меня убил.
-Ты что?! Я даже не собирался!
-Лапу ты мне откромсал для профилактики или исследовательского интереса?
-Ты меня сам спровоцировал.
-А-га…
Люк смотрел на него.
-Всё началось с того, - вкрадчиво ответил Вейдер, - что я не бросился в твои объятия и не ушёл с тобой в леса Эндора. Всё прочее – лишь следствие.
-Не говори ерунды! Ты думаешь, что…
-А ты – что думаешь? Как ты себе это представлял? Не столь примитивно? Тогда как?
-Не знаю…
Теперь Вейдер смотрел на него – долго. Сквозь тёмные выпуклые линзы, за маской, скрывавшей лицо.
-Мне трудно, - вырвалось у Люка. – Я даже не могу посмотреть тебе в глаза.
-Благодари Кеноби. Представителя светлой стороны, о котором ты узнал, что именно он сделал меня инвалидом. И тем не менее, ты пошёл переводить меня на эту же самую светлую сторону. Логика, Люк? Где – логика?
-Но…
-Оби-Ван – лжец, но светлая сторона всё-таки рулит? – весело спросил Вейдер.
-А ты – убийца.
-А ещё я манипулятор, - с ещё большим весельем ответил главком. – Военный и политик. И дарксайдер, если под этим понимать стиль жизни.
-Пап…- Люк стал смеяться. – Ты ужасен.
-В этом и заключается коварство тёмной стороны. И её скромное обаяние.
-Так ты расскажешь?
-Что?
-Например, как ты стал союзником канцлера.
-Хм. Могу, - ответил Вейдер. – Тебе об этом хоть что-то говорили?
-Что ты предал своих друзей и соблазнился мощью тёмной стороны.
-Невероятно информативно.
-Ещё я лазил по архивам. Но там вообще какой-то бред. Там ты… понимаешь, это же архивы Альянса.
-То есть стороны внешних наблюдателей, - кивнул Вейдер.
-Там сказано, что в одну ночь Анакин Скайуокер принял сторону Палпатина, убил магистра Винду, уничтожил во главе штурмовиков Храм джедаев… Ну, версии там сводятся к тому, что Палпатин тебе много чего наобещал.
-Главное, что выполнил, - фыркнул Вейдер. – Второй человек в Империи.
-Он тебе это действительно обещал?
-Да, он мне это действительно обещал,- Вейдер одновременно вздохнул и усмехнулся. – Только не в ту ночь, а за три года до неё. В другую, как ни странно, тоже ночь. Я расскажу, тут нет тайны. Тогда я буквально несколько недель назад похоронил мать. У нас была странная связка с ней. С самого моего рождения. Как бы тебе объяснить. Ни я, ни она не были из тех людей, которые лезут друг к другу обниматься и всячески сюсюкают, выражая таким образом свою любовь. Жизнь не та. Да и характеры у нас были не те. У обоих. Мы выживали… и не только. Она видела, что мои способности выше средних. Я сейчас не о форсе говорю. Я быстро научился ходить и говорить. У меня всегда была повышенная сообразительность. И я, ещё не научившись как следует стоять на ногах, уже возился со всякими железяками, соединял их, монтировал. Интеллект повышенный, - он хмыкнул. – Не для раба.
Люк вздрогнул.
-А, - сказал Вейдер, - аллергия на слово?
-Просто…
-Просто на Татуине сейчас нет рабства? А в Империи оно вообще запрещено. Правда, зато цветёт тирания, силовое подавление восстаний и крутая алиенофобия… - он пожал плечами.
-А Чуи говорил, что вуки увозили в рабство.
-Хм. Их увозили на принудительные работы после энного по счёту восстания. Знаешь ли, это тоже отнюдь не сахар. Логика государственного строения сильно отличается от царства всеобщего благоденствия и любви. Существует закон. И этот закон подчиняет всех. Для удобства тех, кто наверху.
Так я о матери, - не дал он отреагировать Люку. – Она была сильным человеком. Суровым. Твёрдым. Трезво оценивала жизнь. Наше положение. Мои способности. Меня. Я никогда не слышал от неё ничего похожего на: покорись, смирись, такова наша участь. Я всегда знал, что рождён для другой жизни. И что я её добьюсь. Это и от матери тоже. Если говорить нынешним языком и умными словами, она уважала во мне личность. Всегда. Не было никакого, столь обычного для большинства пренебрежения: да какая там личность? От горшка два вершка. Не было той взрослой, бесящей меня до сих пор снисходительности: пусть себе вякает, я-то лучше знаю. Знаю, сколько стоит хлеб с маслом, и что такое жизнь, и как нужно, и как правильно… Возможно, во многом это было из-за того, что матери было элементарно некогда нудить. Только: накормить, обшить, самой работать. Но я знаю, что для большинства это не было бы препятствием.
-А вот ты – меня учишь.
-Я тебе мозги вправляю.
-Не одно и тоже?
-Нет. Я тебе вправляю – твои мозги. Вопросы? Сомнения?
-А если ты мной манипулируешь?
-Тоже вариант.
Люк засмеялся:
-Рассказывай дальше.
-Так вот, Татуин. Многое там определяло то, что я работал сам, и на равных с матерью приносил в дом положение и деньги. Но всё равно я был ребёнком. А ребёнка надо учить. Воспитывать. Вбитая в головы живых существ необходимость. Ребёнок не понимает, как надо жить в окружающем мире. Его надо научить. Всё верно. Дать систему координат, показать, как устроен мир, показать способы выживания и жизни. Но этим никогда не ограничиваются. Вечно: делай как я, а так нельзя, да что за фантазии, какой ты нехороший мальчик, так хорошие дети не поступают… Кое в чём нам помогло то, что мир вокруг был лишён флёра. Но подобное положение дел для многих родителей на Татуине было только поводом объяснить своим чадам, каким образом надо и не надо быть. Моя мать почти никогда не препятствовала мне решать всё самому. У нас были стычки. Хотя бы потому, что она боялась за меня, и не знала моих реальных способностей. Но в конечном счёте позволяла даже риск. А ещё позволяла себе не скрывать того обыденного факта, что единственным и полноправным мужчиной в семье был именно я. Это важно. Не раздавить гордость в самом начале. Это чувство полноценности и самодостаточности осталось у меня на всю жизнь. Любая ошибка, даже чудовищная – не воспринималась, как слом жизни. Я могу ошибаться. Могу быть дураком. Но я же могу проанализировать и исправить.
