– О, это было… примерно… не знаю, я совсем не смотрел на часы. Мы отдыхали с друзьями, и…

– Что хотел мистер Мейсон? Что он сказал?

– В основном он хотел выяснить, хорошо ли я разглядел и смогу ли узнать того человека в окне. Я ответил, что человек был такого же телосложения и… А после того как мистер Мейсон уехал от меня, кто-то из гостей, не помню кто, сказал что-то насчет того, что слишком уж он озабочен, смогу ли я того незнакомца снова узнать и… еще кто-то добавил: «А может быть, он озабочен потому, что хочет знать, не подозревает ли его кто-нибудь…» Все засмеялись, но меня вдруг как осенило… я понял, что человеком в окне мог запросто быть мистер Мейсон.

– Вы видели того человека сначала в окне, а потом когда он уходил, верно?

– Да, сэр. И когда он уходил, я разглядел его лучше.

– Видели, как он вышел, сел в машину и уехал?

– Да, сэр.

– Кто был этот человек?

– Сейчас я могу утверждать, что это был Перри Мейсон.

– Называя это имя, вы имеете в виду свидетеля, сидящего от вас слева?

– Да.

– Положите руку ему на плечо.

Фрейзер приблизился к Мейсону и выполнил, что от него требовалось.

– Это все, – заявил Гамильтон Бергер.

Окружной прокурор встал, повернулся к присяжным, затем взглянул на Мейсона и произнес:

– Мы вас больше не задерживаем, мистер Мейсон. Вы свободны.

– Благодарю вас, – сказал Мейсон, – но если вы хотите быть абсолютно и окончательно точным в глазах Большого совета присяжных, то вам бы не мешало отметить и тот факт, что у обоих этих свидетелей я спрашивал, могут ли они опознать виденного ими человека. Манди, мне помнится, ответил, что вряд ли, а Фрейзер сказал, что может опознать, если снова увидит. Но в тот самый момент Фрейзер смотрел прямо на меня.

– Нет нужды начинать оспаривать это дело, – возразил Гамильтон Бергер. – Члены Большого совета в состоянии сами сделать выводы, особенно относительно того, почему вам так не терпелось увидеть свидетелей, и в то время, как от вас они этого ждали бы в самую последнюю очередь, поставить им ловушку и заставить заявить, что однозначно положительного опознания они дать не могут.

– Прошу не касаться мотивировки моих поступков, господин окружной прокурор. Сконцентрируйтесь на своих! Я всего лишь хочу отметить некоторые очевидные моменты. Да, сейчас я не имею права подвергать свидетелей перекрестному допросу, но если Большой совет решит предпринять какое-либо действие, то такое право у меня появится, и не забывайте – перекрестный допрос состоится тогда в присутствии общественности.

– Не пытайтесь оспаривать дело, – огрызнулся Бергер. – Я уже сказал: мы вас больше не задерживаем.

– Благодарю вас, господин окружной прокурор. – С этими словами Мейсон покинул зал заседаний Большого совета, за дверями которого его моментально окружили репортеры.

– Что там происходит? – Этот вопрос прозвучал одновременно из нескольких уст. – Это правда, что вы замешаны в убийстве Балларда?

– Насколько мне известно, – спокойно ответил Мейсон, – свидетель не вправе обсуждать с кем-либо показания, данные перед Большим советом.

– Вас вызывали в качестве свидетеля?

– Да.

– Тогда почему вы оставались в зале, пока вызывали еще двоих свидетелей? Их вызывали, чтобы опознать вас?

– Об этом спросите окружного прокурора или кого-нибудь из присяжных. Я от комментариев воздерживаюсь! – Мейсон любезно улыбнулся.

– Но, предположим, вас опознали.

– Предположим.

– Пытается ли Бергер склонить членов Большого совета обвинить вас в чем-либо?

– Боюсь, что я не в состоянии читать мысли господина окружного прокурора. Извините, джентльмены, но я должен идти!

– Нет, нет, мы вас так не отпустим! Вы были вчера ночью в доме у Балларда?

– Да, был.

– В то время, когда его убили?

– Нет. Когда я от него ушел, он был жив-живехонек.

– Во сколько это было?

– Я не посмотрел на часы.

– Это правда, что вы – последний человек, видевший Джордана Балларда живым?

– Убийца видел его живым.

– Это правда, что вас пытаются обвинить в лжесвидетельстве? Что они собираются предъявить вам?

– Если мы обратимся к закону, то увидим, что предсказанием будущего занимаются люди, кому это соответствующим образом дозволено государством. Я этим не занимаюсь.

– Что произошло в зале заседаний? – Репортеры так и наседали.

– Никаких комментариев! – Мейсон усиленно пробирался к выходу. – Почему бы вам не спросить об этом Гамильтона Бергера? Он будет весьма рад предоставить вам эту информацию.

По выходе из Дворца правосудия Перри Мейсон взял такси и поехал обратно в офис.

Делла Стрит уже заждалась его.

– Что случилось, шеф?

– Гамильтон Бергер готовится обвинить меня в лжесвидетельстве.

– Вы отказались отвечать на его вопросы?

– К счастью, Гамильтон Бергер формулировал вопросы таким образом, что у меня не возникло необходимости отказываться отвечать ему. Он хотел знать, опускал ли я эту штору в доме у Балларда с тем, чтобы подать сигнал Арлен Дюваль. Я ответил отрицательно. Затем он вынудил меня отрицать также и то, что, опуская и поднимая штору, я вообще подавал кому-либо какой-то сигнал. Я воспользовался этой возможностью и сказал – нет. Я боялся, что если он будет много говорить, то в конце концов задаст и правильный вопрос, а именно: подходил ли я или нет к окну этого дома и опускал ли я или поднимал штору? Он вышел из себя. А когда наш друг Гамильтон Бергер сердится, то мыслит не очень четко.

– То есть он так и не спросил вас, что вы там делали, кроме того, что кому-то сигналили?

– Вот именно. – Мейсон усмехнулся.

– Замечательно! И что же мы теперь будем делать?

– Позвоним Дрейку и спросим, нашел ли он того рассыльного.

– Он его не нашел. Хотя обзвонил все службы, где есть курьеры.

– В таком случае остается последняя возможность – связаться с теми, кто шьет театральные костюмы. Одежда могла быть взята напрокат.

– Он уже над этим работает. А вот и он – легок на помине.

Раздался условный стук в дверь, которым пользовался только Пол Дрейк. Делла Стрит открыла.

– Ты не хочешь дать мне пинка под зад? – с ходу спросил Дрейк у Мейсона.

– С чего бы это?

– А с того, что я оказался набитым дураком и меня следует наказать не позднее следующей недели. И как я только сразу не раскусил этого рассыльного!..

– Давай ближе к делу, Пол. Рассказывай!

– Прежде всего я должен был заметить, что это была не обычная курьерская служба, что это был театральный костюм.

– Как бы ты это определил?

– Подделку видно сразу – там, во-первых, не было значка с номером, вместо него на фуражке красовалась медная бляха с каким-то именем, и моя секретарша приняла ее за название службы. Но это не самое худшее…

– А что же самое худшее?

– Этим рассыльным мог быть Говард Прим – парень, замешанный в угоне трейлера.

– Ты уверен?

– В том-то и дело, что нет, черт меня подери! Я не уверен и не могу дать тебе что-то, что бы ты мог потом использовать.

– Не кипятись, Пол! Давай по порядку.

– Вчера ночью, Перри, у меня работало много людей. Нужно было сделать массу вещей, и ночная секретарша на коммутаторе буквально разрывалась на части. Поэтому, когда откуда-то появился курьер и сказал, что у него конверт для Пола Дрейка, который я должен передать тебе, как только ты появишься, она не обратила на это внимания. Взглянула только на адрес, а курьера словно ветром сдуло. Даже расписку не попросил. Звонки шли один за другим, коммутатор аж накалился, я все время с кем-то разговаривал…

– Не стоит об этом. Я прекрасно знаю – ты работал, математических результатов в такой работе не бывает.

– Да, Перри. Мы следили за Примом, или Сэккитом, – не имеет значения, но кончилось тем, что мои люди остались в дураках. Он ушел. Вернее, вошел в какое-то учреждение, а обратно выходящим они его так и не увидели.

– А при чем здесь костюм?