– Тебе очень одиноко, должно быть.

– Пусть тебе никогда не доведется узнать, что это за одиночество. Я все бы отдал, охотно лег бы в уготованную всем смертным могилу, лишь бы побыть часок с твоей матерью. Но время для этого еще не пришло, и я жду.

– Моя мать? Так ты знал ее?

– Разве ты не слушала меня там, у заводи? Ты моя дочь, Сигурни. Твоя мать Эларин была мне женой. Я вижу ее в тебе: та же гордость, то же стремление к цели.

– Но я не могу быть твоей дочерью! Ты жил много веков назад! Я росла со своими родителями, пока демоны их не убили.

– При всех моих недостатках, Сигурни, лжецом я никогда не был. Ни при жизни, ни тем более после смерти. Ты родилась в последний год моей жизни, когда враги, которых я принимал за друзей, сговаривались меня погубить. Узнав об их замыслах, я предложил Эларин бежать за море, но она отказалась. – Железнорукий улыбнулся, вспоминая. – "Мы поборемся с ними, – сказала она, – и победа снова будет за нами". И я боролся. Всех моих чародеев убили, лишив меня волшебной защиты – об этом позаботился Якута-хан. У водопада убийцам наконец удалось загнать меня в западню. Я погиб там, Эларин – в Катаре. Об этом мне рассказал Талиесен, вызвавший мой дух у берегов заводи. Ты в ту пору была младенцем. Они с Касваллоном пронесли тебя через Врата и отдали приемным родителям, хорошим людям, не имевшим своих детей. Талиесен изменил цвет твоих волос, чтобы спрятать тебя. – Он провел ладонью по голове Сигурни. – В нашем роду все рождались с серебристыми волосами. Возможно, мы грешили гордыней, видя в этом знак нашей особости, а возможно, и нет. Как-никак, это был род королей, и враги, приходившие извне, ни разу не покоряли нас.

– Талиесен сказал тебе, как умерла моя мать?

– Да, сказал. Она умерла с мечом, обагренным вражеской кровью, с проклятием врагу на устах.

Сигурни, видя, как его великая сила уступает еще более великому горю, взяла его руку в свои и спросила нежно:

– Почему тебя оставили здесь? Почему не взяли в рай или… словом, туда, куда уходят герои?

– С этим придется подождать, Сигурни, – улыбнулся он. – Я дал священную клятву вернуться, когда мой народ будет нуждаться во мне. Много раз мне хотелось уйти отсюда, много раз манил меня сияющий вдали свет. Но на лебединую тропу я ступлю, лишь когда придет время.

– Быть может, там тебя ждет Эларин.

– Я часто думал об этом. Слово, которое я дал, долго связывало меня, но благодаря тебе я, быть может, сдержу его. Ты наследница Железнорукого, надежда горцев.

– Как же ты намерен помочь мне? Ты дух, призрак – что ты можешь свершить в мире плоти?

– Все мои замыслы будут вершиться твоими руками. Я и дальше буду наставлять тебя в науке правления. Буду показывать тебе стародавние битвы и учить тебя побеждать. Ты увидишь всю мою жизнь – друзей и предателей, добро и обман, отвагу и малодушие. Здесь ты постигнешь все это и еще многое.

– Сколько же времени это займет?

– Тебе, как и прежде, покажется, что ты провела со мной годы, но в мире живых пройдет всего одна ночь. Доверься мне, дочь моя. Проснувшись, ты станешь ближе к той королеве – воительнице, о которой они мечтают.

– Я забыла почти все, что ты говорил мне тогда, в прошлый раз. Наяву это вспоминается смутно, как сон.

– Знание пребудет с тобой всегда. Разве в Силфаллене ты не одержала победу?

– Так это твоя заслуга?

– Нет, не моя, а твоя. Я лишь открыл тебе азы воинской науки. В свое время я не проиграл ни единой битвы, поскольку всегда предусматривал путь к отступлению и думал, как поступлю в том или ином случае. Быстрота мысли и действия также очень важна. У тебя есть все – и умение думать быстро, и мужество. Скоро твои враги научатся бояться тебя.

– Наша армия очень мала, а вражеская велика, хорошо вышколена и закалена в целой череде войн.

– Я начинал точно так же, и в этом есть свои преимущества. Армия, как человек, должна иметь голову, сердце, руки и ноги, здоровый желудок и крепкий хребет. Самое время позаботиться обо всем этом, покуда она мала.

– А полководец кто – голова или сердце?

– Ни то ни другое, – усмехнулся Железнорукий. – Полководец – это душа. Отбирай своих людей с большим тщанием, дочь моя. Одни хорошо командуют малыми отрядами и плохо – большими. Другие кажутся чересчур осторожными, но в бою дерутся, как черти.

– Как мне понять, кто на что способен?

– Доверяйся своему чутью и не теряй бдительности. О командире суди по его бойцам. Не столь важно, боятся они его или любят. Главное то, насколько быстро они выполняют его приказы. Солдат есть продолжение своего капитана.

– Что она, собственно, должна делать, душа?

– Голова планирует, сердце вселяет отвагу, хребет дает силу, живот – уверенность. Душа определяет, за что сражаться. Люди идут в бой ради наживы, ради чести и доблести, но если они свое дело считают правым, равных им нет.

– Все это я понимаю, – вздохнула Сигурни, – но после начала войны мне недосуг будет бегать к водопаду и советоваться с тобой. Я останусь одна, и моя неопытность погубит нас всех.

– Я тоже не могу быть с тобой всегда, Сигурни. Это твое время, твой мир. Когда настанет весна, нырни в заводь снова. Возьми там осколок моей кости и носи его на себе. Никому не говори об этом и обращайся ко мне, лишь когда будешь одна. А теперь приступим к уроку.

Фелл стоял в новом длинном срубе, где Сигурни вместе с Асмидиром, Обрином, Тови и Греймом держала совет. Лоран из клана Паллид тоже был здесь, но ничего не говорил, только слушал. Рядом с ним возвышался Мерет. Гвин Черноглазый, Бакрис Беззубый и другие командиры отрядов сидели на полу перед Сигурни, занимавшей единственный стул. Всего в доме собралось около сорока человек. Шеллу казалось, что собрание идет без складу и ладу, но Сигурни это, видимо, не смущало. Одни высказывались за взятие вражеских фортов, другие за отправку летучих отрядов на нижние земли. Мнения, самые разные, перетекали в бессмысленные споры.

Фелл, устав слушать, прислонился к бревенчатой стенке. С того летнего дня, когда он, раненый, пришел за помощью к Сигурни, протекла будто целая вечность. Тогда ее красота ослепила его, тяжким грузом легла на сердце. С тех пор Сигурни сильно переменилась. Она натянута, как тетива, глаза ее смотрят холодно и отстраненно. Смех и беззаботная радость, всегда ей свойственные, исчезли бесследно. Своих сторонников она держит на расстоянии. На прошлой неделе Фелл, обсуждая с ней что-то, тронул ее за руку, и она шарахнулась от него, как ужаленная. Ничего ему не сказала, только пересела подальше. Он сдержал обиду, зная, что к другим мужчинам она относится точно так же. Никого не подпускает к себе, кроме карлика. Ему одному позволяется сидеть у ее ног, вот как теперь.

Запасы съестного у них начали иссякать. Соли не хватало, и много мяса испортилось. Забивать немногий оставшийся скот значило в будущем обречь клан на голод. Довольно и того, что всю прочую скотину зарезали – взрослые мужчины из-за этого рыдали, как дети. Но что было делать, раз на всех сена недостает? Сохранить бы хоть тех племенных быков, которых выводили многими поколениями.

Середину зимы всегда тяжело пережить. Молоко у коров пропадает, мясо почти все съедено. Эта зима будет в десять раз хуже, а вслед за ней начнется война.

Фелл задремал и проснулся, когда все начали подниматься и в открытую дверь хлынул морозный воздух. Спросонья лесничий соображал плохо. Все, кроме Лорана, Асмидира, Обрина, Тови, Грейма и Баллистара, шли к выходу. Фелла, подавшегося следом за остальными, окликнула Сигурни.

– Мне поспать надо, – отговорился он.

– После выспишься.

Фелл присоединился к совету.

– Обрин отобрал двадцать пять звеньевых командиров, – встав с места, начала Сигурни. – Пора познакомить наших воинов с тем, как будет устроено войско. Оно делится на два крыла. Одним будет командовать Грейм, другим Фелл. Обрин отвечает за обучение и возглавляет третий, более мелкий отряд, о назначении которого я скажу позже. Ты, Тови, передашь титул лорда-ловчего мне и займешься снабжением нашей армии совместно с Лораном. Потом у тебя появится еще одна должность, но о ней мы поговорим завтра.