– Ты так хорошо выбрит, – заметила она. – Я уже отвыкла видеть тебя таким.

Она накрыла на столе завтрак: кофе с лимоном, бутерброды с маслом и сыром и сваренные вкрутую яйца. Я сказал, что страдаю отсутствием аппетита. Ирэн уже сидела за столом, растерянно смотрела на чашку с кофе и не знала, что ей делать.

Я торчал на балконе и смотрел на серое штормящее море. Ирэн, не притронувшись к еде, убирала со стола.

– Ты как-то странно на меня смотришь, – заметила она. – Тебе приснилось что-то плохое?

Если бы она спросила о моей встрече со следователем, я, может быть, не сдержался бы и выпалил ей все, что тяжким грузом висело у меня на душе.

– Я звонила генералу, – нерешительно произнесла она, когда я сел напротив телевизора и стал беспорядочно щелкать кнопками пульта.

– Ну и что?

– Он просит нас срочно приехать к нему.

– Зачем?

– Наверное, чтобы подробно расспросить о крушении самолета.

Ирэн говорила тихим, мягким голосом. Моя отрицательная энергия воздействовала на нее, и девушка чувствовала себя виноватой, хотя и не понимала (или делала вид, что не понимает?), в чем именно.

– Я не адвокат, – отрезал я. – Генерал думает только о том, как спасти свои погоны. Он надеется заболтать нас или подкупить, чтобы мы дали показания в его пользу.

Мы на мгновенье встретились взглядами. Я увидел в глазах Ирэн боль и обиду. А что она увидела в моих? Презрение и холод отчуждения? Меня так и подмывало взять ее на пушку и спросить, кому она звонила с яхты. Но почему я не сделал этого сразу, как только пришел сюда после дикой ночи? Я оттягиваю время. Я боюсь узнать правду. Я еще оставляю себе надежду, что Эльза ошиблась, что Ирэн не предавала меня. И сколько я буду мучиться в неведении, терзая себя подозрениями? Не знаю. Мне тяжело, но надежда еще жива. Она лежит у моих ног – слабая, беззащитная, а в моих руках пистолет, и я должен сам, собственной волей поднять руку и выстрелить… Должен?

К генералу мы ехали на попутке. Водитель начал вполголоса ругаться, когда свернул с шоссе в дачный поселок. Дорога там была грунтовая – грязная, скользкая, к тому же еще и узкая, и мы едва разошлись с «КамАЗом», везущим строительный щебень. Несколько раз мне пришлось выйти из машины, чтобы вытолкнуть ее из ямы, заполненной жидкой глиной.

Дача, на которой генерал отсиживал домашний арест, еще не была достроена до конца. Каменный цоколь, первый этаж из бруса, второй – из вагонки. Генерал вышел встречать нас с зонтиком. Он был в спортивном костюме и пляжных тапочках. Задники тапочек шлепали по его пяткам и брызгали во все стороны. Пожилой мужчина, дедуля. Как военная форма, точнее, ее отсутствие, меняет человека!

– Как я рад, ребятки, как я рад, – бормотал он, с тревогой выглядывая из калитки на дачную улицу. – Мне кажется, за мной скоро приедут. У нас совсем мало времени…

Эти его «ребятки» мне сразу резанули слух, и я, еще даже не начав разговора, внутренне напрягся, занимая глухую оборону. Ничего он от меня не добьется. Я видел, что самолет был сбит ракетой, которая летела со стороны берега. И ничто – ни миллионные взятки, ни угрозы, ни жалобы не заставят меня изменить свое мнение и отречься от показаний. Я расплачиваюсь за чужие грехи и чужое предательство. Почему генерал должен избежать наказания за свой грех? Каждому должно воздаться по заслугам: и мне, и Ирэн, и генералу.

Мы зашли в комнату, большую часть которой занимали шкафы и стеллажи с книгами. Не думаю, что генерал был ярым книголюбом и в перерывах между уничтожением гражданских самолетов запойно читал. Наверное, все эти запыленные собрания сочинений, среди которых были и раритетные издания, достались ему по наследству от предков. Посреди комнаты стоял камин, выложенный из красного облицовочного кирпича, в его чреве лежала аккуратная кладка дров, похожая на муляж. Мы сели на старинный скрипучий кожаный диван с протертыми валиками. Генерал придвинул к нам столик на колесиках, убрал с него вазу и отшлифованный корень, отдаленно напоминавший обнаженную женщину. Я подумал, что он сейчас начнет поить нас чаем с каким-нибудь дедушкиным угощением вроде плюшек или колотого сахара. Но генерал слишком ценил время, чтобы отвлекаться на такую ерунду. Он расстелил на столе большую топографическую карту Побережья, сверху которой было крупно написано: «Генеральный штаб», а в левом углу – «Секретно», и кинул на нее готовальню и линейку. Надев очки и властно опершись о карту обеими ладонями, как очень любят делать великие стратеги в кино, он с минуту внимательно рассматривал зеленые и коричневые пятна, покрытые сеткой координат и рельефными линиями, затем ткнул острием карандаша в светлое пятно.

– Это полигон, откуда мы вели стрельбы, – сказал он.

Я подчеркнуто не проявлял интереса ни к карте, ни к словам генерала. Ирэн же чуть на стол не легла, рассматривая контуры полигона, пристроившегося у самого моря между двух возвышенностей с плоскими макушками. Я знал, о чем генерал будет говорить дальше. Все это я уже слышал на теплоходе: о дальности стрельбы, о самоликвидации и прочих технических штучках.

– Масштаб карты – в одном сантиметре пять километров. Заданный радиус действия наших ракет – сто двадцать километров. Большее расстояние ни одна из них пролететь не могла, потому как все ракеты имели ограниченный запас топлива и самоликвидатор. Теперь берем линейку, отмеряем циркулем радиус и чертим окружность…

Он принялся рисовать циркулем окружность, центром которой был полигон. Ирэн так глубоко вникала в суть проблемы, что, как мне показалось, даже дышать перестала. Я же откровенно зевнул и уставился в окно, заставленное цветочными горшками.

– Вот у нас получилась зона возможного поражения, – сказал генерал, опуская растопыренную ладонь на окружность. – Даже если предположить, что мои ракетчики перепились, сошли с ума и принялись запускать ракеты куда попало, то все равно они не могли попасть в самолет, потому что его курс проходил далеко от зоны возможного поражения.

Он постучал пальцем по другому углу карты и добавил:

– Вот приблизительно здесь самолет потерпел катастрофу.

Мне стало скучно. Я встал и принялся ходить по комнате, рассматривая книги. Ирэн будет делать вид, что версия генерала увлекла ее с головой. Затем она постарается втянуть и меня в эту бестолковую работу по поиску причины крушения самолета. Она попытается утопить меня в цифрах, расчетах, зонах поражения и пьяных ракетчиках. Потому что ей выгодно увести меня в другую сторону – подальше от «Лендкрузера».

Увидев в лице Ирэн благодарного слушателя, генерал обрушил на нее всю ударную мощь убеждения. Он начал говорить взволнованно и торопливо. Вот место падения и самоликвидации ракет. Это очень далеко от места крушения самолета. Есть всего три отправные точки, которые следует принимать во внимание: полигон, сектор стрельбы и курс самолета. Генерал уверен, что самолет взорвался по причине технической неисправности. Сначала произошло возгорание одного из двигателей, а затем огонь перекинулся на топливные баки… Я остановился, рассматривая золоченый корешок «Государя» Макиавелли. Мое терпение подходило к концу. Бесстыдная ложь генерала уже переходила все границы.

– Моя совесть чиста! – дрожащим от волнения голосом сказал генерал. – Я не виновен в гибели этих несчастных ста пятидесяти человек!

– Пожалуй, этого достаточно! – произнес я, повернувшись лицом к генералу. – Не знаю, почему Ирэн молчит и не хочет сказать правду. Тогда я скажу. Мы не были пассажирами самолета, генерал! Мы плыли на яхте и случайно оказались свидетелями катастрофы.

Ирэн, как мне показалось, взглянула на меня с испугом. Генерал медленно поднял седую голову, оторвал ладони от карты и взглянул на меня.

– И что же вы видели? – тихо спросил он.

– Мы видели, что самолет был сбит каким-то летящим объектом, который оставлял за собой белый дымный след. Если вас не устраивает термин «был сбит», то я могу выразиться иначе: самолет развалился на части в результате столкновения с ракетой. В результате соприкосновения с ней. В результате взаимного касания друг с другом… Как угодно! Но это правда, генерал!