– А где был Фолкнер?

– Я был уже в номере, – сказал Фолкнер.

– В какое время вы смогли перебраться в номер?

– Это довольно долгая история, – ответил Фолкнер. – Я лучше расскажу, как все произошло.

– О’кей, давайте в таком случае послушаем вашу версию, – согласился Мейсон. – Только не забывайте, что у нас мало времени. Расскажите в двух словах.

– Ну, как я уже сказал, я приступил к работе в два двадцать. В пятьсот одиннадцатом жизнь кипела. Люди входили и выходили.

– Какие люди? – спросил Мейсон.

Фолкнер вынул из кармана записную книжку.

– Вы хотите знать абсолютно все, в той последовательности, как это происходило?

– Абсолютно все. Но сначала выясним одну вещь. В котором часу вы разместились в номере пятьсот десять?

– Мужчина, который был в нем, выехал в три ноль две ночи. Через десять минут я уже был там.

– Как вы туда попали? – поинтересовался Мейсон.

– Спустился вниз и зарегистрировался.

– Под своим настоящим именем?

– Да.

– В таком случае вы не наблюдали за коридором с того времени, как выехал Шелдон, и до того, как вы вошли в этот номер?

– Подождите-ка минутку, – сказал Фолкнер. – Я не наблюдал, но зато это делал гостиничный детектив. Именно поэтому я хотел рассказать вам, как все было.

– О’кей, давайте послушаем.

– Гостиничный сыщик столкнулся со мной около половины второго. Я допустил ошибку. Он крался по коридору и…

– Это не имеет значения, – перебил Мейсон. – Что было дальше?

– Произошла мелкая неурядица. Я показал ему свои документы, сказал, что я здесь делаю. Он был настроен весьма агрессивно. Я всучил ему десятку, и она сделала свое дело. Он обещал, что не будет заявлять обо мне в полицию, но потребовал, чтобы я убирался. Пришлось дать ему еще десятку, чтобы все урегулировать и я мог остаться. Я сообщил ему, что у меня есть сведения, что номер сейчас освободится, и я только дождусь этого и вселюсь туда. Сказал, что мне надо наблюдать за коридором.

– Зачем вы ему говорили, что были при исполнении? – спросил Мейсон.

– Я сказал ему, что точно не уверен, – ответил Фолкнер, – но предполагаю, что мой шеф расследует дело о воре, который промышляет в отеле. Это привело сыщика в хорошее расположение духа. Я сунул ему вторую десятку и пообещал, что он получит еще, если выследит вора, и что мой шеф назначил награду за ворованное имущество, которое мы найдем там, где проживает грабитель. Сыщика это устроило, и мы договорились, что он будет прохаживаться около стола регистрации, а затем, когда пятьсот десятый номер освободится, поднимется туда и понаблюдает за коридором. Я тогда смогу спуститься вниз и оформить номер на себя. Именно так все и сработало. Пятьсот десятый освободился примерно в три ноль две. Гостиничный детектив поднялся сюда примерно в три ноль четыре, а я спустился в холл и был там как раз в то время, когда человек из пятьсот десятого номера входил туда, за ним шел лифтер с его чемоданом. Я притворился, что целую ночь жду в холле, чтобы получить номер, и что мне обещали первый же, который освободится. Портье не хотел мне давать номер под тем предлогом, что в это время номера не убирают. Последняя горничная закончила работу в два часа ночи, а ночью они дежурят только в случае крайней необходимости. В конце концов я убедил его, что для меня это не имеет значения. Тогда он дал мне этот номер с условием, что я сам сменю белье, полотенца и сам застелю кровать.

– Вы это сделали? – спросил Мейсон.

Фолкнер ухмыльнулся и указал на смятую постель.

– Я же не собирался спать, я только прилег. Поэтому я сменил только наволочки, вот и все.

– Я так понял, что теперь вы со здешним сыщиком настоящие приятели? Как его зовут?

– Сэм Микер.

– Это важно, – заметил Мейсон. – Вы знаете, в котором часу он заступает на дежурство?

– Знаю. Вечером в восемь и до восьми утра.

– А днем кто-то еще работает с ним?

– Не знаю. Я не спрашивал. Обычно в таких отелях детективы работают только в ночное время.

– Хорошо, – сказал Мейсон, – сейчас его нет. Это нам на руку. Теперь давайте выясним, что происходило в номере пятьсот одиннадцать.

– Вскоре после того, как я устроился в чулане, парень, который был в пятьсот десятом, выскочил как пуля из пятьсот одиннадцатого. Он промчался по коридору, рванул эту дверь и вбежал внутрь.

– А вы точно помните, из какого номера он выскочил?

– Я думаю, что из пятьсот одиннадцатого.

– Значит, вы не уверены?

– Не совсем. Все произошло так быстро.

– Хорошо, значит, вы не уверены, что он выскочил из этого номера.

– Я так думаю, что из пятьсот одиннадцатого.

– Дело ваше, – сказал Мейсон, – рисковать больше или меньше. На какой стороне коридора ваш чулан?

– На противоположной от номера пятьсот одиннадцать.

– На той же, где пятьсот десятый?

– Да.

– Тогда, если смотреть по коридору, когда тот парень возвращался в свой номер – как вы говорите, пятьсот десятый, – вы не могли этого хорошо видеть. Иными словами, вы могли видеть только сам ряд дверей на той стороне коридора, где был ваш чулан. Как же вы можете сказать наверняка, в какую дверь вошел этот человек?

– Он вошел в пятьсот десятый, – твердил Фолкнер. – Сначала мне лишь казалось, что он вошел в дверь пятьсот десятого номера, но затем, когда он ее открыл, луч света упал на дверь пятьсот одиннадцатого номера. Значит, эта дверь находилась напротив. Потом уже, когда я спустился в холл, а человек из пятьсот десятого выезжал, я присмотрелся, как он был одет. На нем была абсолютно та же одежда, что и на человеке, который вышел из пятьсот одиннадцатого номера, – классический костюм в клетку.

– Так, а что было дальше?

– Примерно в два двадцать две с половиной, – сказал Фолкнер, – лифт остановился. Я заметил, что было два двадцать три, но если вы хотите знать все совсем точно, то лифт остановился, возможно, еще на несколько секунд раньше. И вы бы видели, какая деваха вышла оттуда.

– Дайте мне детали.

– Девица – высший класс. На ней была такая короткая, прекрасно сшитая, плотно облегающая юбка, которая лишь слегка прикрывала колени, и, черт возьми, какие у нее были ноги и все остальное и как она шла! Прямо казалось, что плывет по коридору.

– Молодая?

– Самый смак, – ответил Фолкнер, – года двадцать два или, может, двадцать три.

– Блондинка или брюнетка?

– Волосы каштановые.

– У нее что-нибудь было в руках?

– Футляр от скрипки.

– Продолжайте, – сказал Мейсон.

– Она направилась к пятьсот одиннадцатому номеру. Постучалась, подождала, потом явно услышала, что кто-то предложил ей войти. Открыла дверь и вошла.

– Вы не знаете наверняка, что кто-то предложил ей войти?

– Нет. Я не мог этого расслышать. Я предположил, что ее кто-то попросил войти, просто по тому, как она открыла дверь.

– Лучше ничего не предполагать, – предупредил Мейсон. – Судя по всему, мы имеем дело об убийстве. Вы можете понадобиться в любой момент. Что случилось потом?

– Она вышла примерно через десять минут. Я засек время – это было в два тридцать две.

– У нее в руках по-прежнему был футляр от скрипки?

– Да, с футляром.

– А дальше? – спросил Мейсон.

– Затем в два сорок четыре из лифта вышел какой-то сутулый тип лет двадцати шести или двадцати семи. Он зашагал по коридору, как будто торопился на пожар. Открыл дверь пятьсот одиннадцатого номера, юркнул туда, затем выскочил и пошел назад по коридору. В общем, вел себя так, как будто хотел побежать, но не осмеливался.

– Как долго он был в этом номере?

– Десять секунд.

– Опишите его.

– Опущенные плечи, худой, рост примерно пять футов семь или восемь дюймов, вес примерно сто тридцать фунтов. На нем было коричневое пальто, застегнутое на все пуговицы.

– Пальто?

– Да, из легкого габардина.

– Он был в шляпе?

– Нет. Шатен с вьющимися волосами, вид как у разорившегося шейха или голодного волка, хотя и весьма резвый. Похож на сводника или спекулянта. У него было что-то, что он должен был передать кому-то, оставить. Я думаю, он позвонил снизу и ему разрешили войти, поэтому он так шустро влетел в номер, а потом выбежал оттуда. Вы знаете, каковы эти выскочки. Но, разумеется, он мог и увидеть нечто такое, что напугало его до смерти, – что-нибудь на полу.